Город назывался Игл-Пасо. Судя по карте, которую он приметил на бензоколонке, они находились недалеко от Ларедо. Назвавшись Джимом Будриком, Хенсон купил в Сан-Антонио подержанный кабриолет «форд» 1952 года.
Они поселились в Старом деревянном отеле. Его вестибюль выглядел довольно современным, но комната, в которую проводил их дежурный, таковой не оказалась. Потребовалось подняться на два этажа и пройти по длинному коридору, чтобы попасть в нее.
Из мебели там присутствовали старая железная кровать, выкрашенная белой краской, старый туалет, стул и несколько плечиков для одежды. Впрочем, номер был чистеньким, и, возможно, в дальнейшем их ожидали гораздо худшие помещения. Ладно, во всяком случае, они уже проделали немалый путь от Чикаго.
Хенсон сбросил пиджак и ботинки, растянулся на кровати и принялся наблюдать, как раздевается Ванда.
— Как ты себя чувствуешь? — спросил он.
Она сняла через голову платье и расстегнула лифчик.
— УСталой. Но со мной все в порядке. Сколько мы сегодня проехали?
— Немного. Мы же возвращались в Дилли, чтобы починить радиатор у того мексиканского горе-механика. В общей сложности не больше пятисот километров.
Ванда повесила лифчик на спинку стула.
— Уф! Какое облегчение! А сколько осталось до Ларедо?
Хенсон посмотрел на карту.
— Расстояния здесь не обозначены, но, судя по всему, где-то между двумястами пятьюдесятью и тремястами километрами.
Ванда сняла юбку и свои крошечные трусики.
— Ты должен знать точно, потому что ты инженер.
— Да, мне хотелось бы им быть.
Ванда наклонила голову, чтобы лучше рассмотреть корни волос в потемневшем от старости зеркале туалета.
— Черт! Мне опять надо краситься! Корни уже почернели.
Хенсон бросил карту на пол.
— До чего я буду счастлив, когда это кончится!
— Почему?
— Ты мне нравишься такой, какая ты есть, натуральной.
Ванда слегка повернулась, чтобы спросить:
— Ты говоришь я тебе нравлюсь?
— Я имел в виду, что люблю тебя.
Ванда вытащила из своего саквояжа бутылку с краской и перед тем как отправиться в ванную, присела на край кровати.
— Это приятно. Ты понимаешь, что я тебя тоже люблю?
Хенсон погладил шелковистую кожу молодой женщины.
— Уверяю, что это взаимно» — улыбнулся он.
— Я тебе еще не надоела?
— А разве похоже?
— Нет, — призналась Ванда и тоже растянулась на кровати, не выпуская из рук краску. — Я и не думала, что подобное счастье возможно. Обними меня, Ларри. Только на секундочку, прошу тебя!
Ты же знаешь, что случится.
— Это плохо?
— Нет.
Хенсон повернулся на бок и сжал ее В объятиях. Происходящее казалось ему совершенно естественным, так и должны вести себя друг с другом мужчина и женщина. Ванда любила заниматься любовью. Она делала это не по обязанности и не по прихоти. У нее все получалось естественно, как дыхание. И он до сих пор не обманул ее ожиданий. Она прижалась к нему и спросила:
— Как, по-твоему, нам удастся пересечь границу?
Хенсон поцеловал ее в кончик носа.
— Без проблем, если верить механику из Сан-Антонио. Вот потому я и подписался: «А. А. А.» («Американская автомобильная ассоциация»). Если я правильно запомнил, администрация находится на авеню Сан-Бернардо, мне только придется попросить у них туристскую карточку на имя мистера и миссис Будрик для проезда в Мексику. К тому же такой документ действителен в течение шести месяцев, а не тридцати дней, как нам заявили в Чикаго. А за шесть месяцев никакой черт не помещает мне упорхнуть очень далеко.
— А язык?
— Я говорю по-испански, как по-английски. Я изучал его в колледже и с тех пор постоянно практиковался, пользуясь любой оказией, например, беседовал с нашими инженерами, возвращавшимися из Латинской Америки. Кто знает? Возможно, я предчувствовал наше с тобой путешествие.
— Внимание! Мои губы находятся рядом с твоими.
Хенсон поцеловал Ванду в висок и принялся искать бумаги Джима Будрика в кармане пиджака, висевшего на спинке стула. Они были в полном порядке и содержали паспорт с темной фотографией и свидетельство о рождении. С перекрашенными волосами, побритый, Хенсон походил на него так, как только может оригинал походить на старый снимок. Он положил документы обратно в карман. Нет, у них не должно возникнуть неприятностей при переезде через границу. А как только они минуют Рио-Гранде, никто уже не станет интересоваться бумагами. У Будрика не было семьи. Единственная опасность заключалась в том, что им мог встретиться человек, знающий о смерти Будрика и знакомый с Хенсоном, который начал бы вопить на всех перекрестках, кто они на самом деле. Ванда облизнула пересохшие губы и промолвила: