Холл в здании был почти пуст. Работал лишь один лифт. Хенсон нажал на кнопку. Сторож с любопытством посмотрел на него.
— Похоже, что вам уже приходится работать по ночам, мистер Хенсон?
— Увы.
На шестнадцатом этаже царило безмолвие. Последний служащий уже ушел, а уборщицы еще не приходили.
Очутившись в своем кабинете; Хенсон вынул из картотеки нужные бумаги, потом открыл гигантский сейф и невольно замер, любуясь сокровищами, хранящимися в нем. С половиной миллиона долларов какая-нибудь парочка могла отправиться на край света. Но куда? Что касается стран позади железного занавеса, то с ними Штаты заключили соглашение о выдаче преступников.
Он просмотрел бумаги с верфи Сент-Луиса. Все в порядке. Проверка платежных ведомостей стала бы лишь потерей времени. Их уже проверили и перепроверили непогрешимые машины. Хенсону требовалось только расписаться под ними.
Он уложил бумаги в картотеку, а деньги в сейф, закрыл тяжелую дверь и набрал нужную комбинацию.
Неприятность, в которую он влип, безусловно содержала в себе какую-то мораль. Какую? Он знал только то, что молодые инженеры никогда не должны после выпитых шести скотчей приглашать молодых девушек на праздники, устраиваемые для служащих конторы. Хенсон вспомнил свою первую ночь с Ольгой. Она сама бросилась к нему на шею. На его долю выпала почти пассивная роль.
Как может перемениться женщина!
Чтобы его работа выглядела правдоподобно, он посидел на месте до четверти десятого. Потом он спустился на лифте и отметил свой уход в регистрационной книге, лежащей в холле.
Стояла весенняя ночь. На улицах медленно, рука об руку, прогуливались парочки, направляясь в дешевые бары, закусочные и отели, нанятые с замирающим сердцем. Спешащий на свидание с Вандой, Хенсон отлично понимал их.
Дежурный на Деборн-стрит оказался другим, не тем, что принимал Хенсона накануне.
— Не назовете ли вы номер миссис Джонс Келси, которая переехала сегодня утром? — спросил Хенсон.
— 1456. Ей позвонить?
— Не имеет смысла. Она меня ждет.
Номер 1456 находился посредине чистого и опрятного коридора.
Ванда в белом сатиновом платье немедленно открыла; ему дверь. Она не надела очков и красиво причесалась, но в глазах ее затаился испуг.
— Входите, дорогой,— пригласила она.— Я... я боялась, что вы никогда не придете.
Хенсон запер за собой дверь на ключ, и Ванда бросилась в его объятия. Она была такой же нежной, теплой и ласковой, как накануне.
— Вам здесь нравится? — спросил Хенсон.
— Очень. Но что же нам делать?
— С чем?
— С Томом Коннорсом. Вы читали вечерние газеты?
— Нет, но я видел заметку в десятичасовом «Ньюс». И некий лейтенант Эган приходил побеседовать со мной сегодня днем.
— Но ведь это не вы, правда, Ларри?
— Что не я?
— Не вы убили Тома?
— Конечно нет! Я только донес его до кустарника. В то время он был совершенно живой. Я оставил ему пол-литра виски и десятидолларовую купюру, чтобы он не мешал нам.
— Я вам верю, — сказала Ванда.
— Тогда чего же вы боитесь?
— В вечерних газетах написано, что его застрелили из пистолета.
— Лейтенант Эган тоже это говорил.
— Но я была его подругой в Де-Мойне, и теперь полиция начнет искать меня.
— Она уже ищет.
Ванда отвела взгляд в сторону.
— Значит, вы уже в курсе...
— О том, что вы провели шесть месяцев в пансионе для девиц?
— Точнее, в исправительном лагере.
Хенсон прижал ее к себе.
— Лейтенант Эган объяснил, что вас поместили туда не для наказания, а для профилактики, чтобы впоследствии вы пошли по правильному пути.
— И он нашел мой адрес на Селл-стрит? Он знает, что я переехала?
— Да.
— Тогда почему же он не появился в конторе?
— Потому что, кажется, он довольно симпатичный малый. Он решил, что если вы не замешаны в убийстве Коннорса, то не стоит вас беспокоить понапрасну. Он уверял, что, кроме того правонарушения, за вами не числится ничего плохого..
— Ну, естественно, я же вчера сказала вам правду. Я никогда ничего не крала и вообще ничем подобным не занималась. И в моей жизни было только двое мужчин: Том Коннорс и вы. Забавно, да?
— О чем вы?
— Ну, вначале, когда я поступила в «Инженерный атлас», меня послали работать в архив. Мистер Хелл в один прекрасный день явился туда, чтобы овладеть мною...
Хенсон удивился: отчего Хелл сделал вид, будто не знает Ванды, если даже пытался завоевать ее?
— ...И я почти уже согласилась,— продолжала Ванда. — В конце концов, ведь он начальник. А вы даже не представляете, какой одинокой может чувствовать себя девушка в Чикаго..
Она положила голову на грудь Хенсона.
— Тогда почему вы оттолкнули его? — спросил он.
— Потому что я уже встретила вас. Но мистер Хелл — настоящий Дон-Жуан. Мои сослуживцы не слишком-то болтливы, но, судя по тому, как они смотрят на него, похоже, он рассчитывает на удачу со всеми ними.
— Когда они красивы,— добавил Хенсон, садясь и усаживая Ванду к себе на колени. — Но вы дрожите? Не нужно так бояться.
— Я боюсь не за себя. Нет, правда, клянусь. Я совсем за себя не волнуюсь.
— Тогда за кого же?
— За вас.
— Почему?
— Они могут обнаружить, что я звонила вам из дома?
— Да, наверное. Точно.
— Ну вот! Я связалась с вами в час ночи, и вы приехали. Вы одели Тома и положили там, где его нашли.
— Но я не убивал его.
— Вы можете это доказать? А я могу?
— Н-н-нет...
— Вот потому я и переживаю. Но, затащив, Тома в кусты, вы не подумали 6 том, что своим поступком даете полиции возможность легко обо всем догадаться. Она бы сразу все поняла. .
Желудок Хенсона, еще не совсем оправившийся после разговора с Эганом, снова сжался.
Сторож видел, как он тащил Коннорса к машине. Хенсон оставил свои отпечатки пальцев на бутылке виски, на зажигалке были его инициалы— «Л. X.», и ее обнаружили на месте преступления. Привратница наблюдала, как он выходил в половине десятого утра из дома на Селл-стрит. И именно он снял комнату для Ванды.
Людей сажали на. электрический стул и за более невинные вещи.
— Я вижу...— пробормотал он.
— И у вас есть все шансы схлопотать обвинение, — перебила его Ванда.— Так почему бы вам не предпринять кое-что?
— Что, например?
— Какими деньгами вы располагаете?
Хенсону было стыдно признаться ей в этом, но, как многие мужчины, он предоставлял заниматься семейным бюджетом жене. Он имел счет в банке из жалких трех тысяч пятисот долларов — результата годовых премий «Атласа», которые он скрыл от жены.