Глава 11
Тюремная камера Хенсона находилась на Соучштат-стрит 1121. С койками, расположенными в два этажа, она была совсем новенькой. В ней царила прохлада, и с верхней койки, встав во весь рост, можно было увидеть небольшой пруд между двумя высокими зданиями. Вроде ничего особенного, но в его положении детали приобретали огромное значение.
Ничто, как этот крошечный прудик, не успокаивало так его нервы...
Он не имел никакой, даже самой маленькой надежды выкрутиться из сложившейся ситуации. Помощник прокурора штата, который часто допрашивал его, неоднократно напоминал ему об этом. Существовал телефонный звонок Ванды и свидетельство со стороны сторожа, который помогал Хенсону запихивать Коннорса в машину. Он, кстати, подтвердил под присягой, что Коннорс был жив, когда покидал Селл-стрит. Потом имелись зажигалка, найденная возле тела Коннорса, инициалы на ней — «Л. X.» — и отпечатки пальцев Хенсона на бутылке виски в кармане покойного. Ночной служащий бара и портье резиденции на Деборн-стрит официально опознали его. Кроме того, в распоряжении полиции находился предмет, о котором Хенсон совершенно забыл: револьвер «смит-вессон» тридцать восьмого калибра. Он купил его десять лет назад, чтобы Ольга не боялась, когда он допоздна задерживался с клиентами. И по мнению экспертов, именно из него трижды стреляли в Коннорса.
Хенсон совершенно не представлял себе, кто мог воспользоваться револьвером и каким образом его взяли у Ольги. Ольга никому ничего не давала и ничего не теряла. По ходу следствия Хенсона пять раз приводили к нему в дом и с каждым посещением он все больше убеждался в привычке жены все собирать и сохранять. Дом был забит ненужными и бесполезными вещами, которые обнаруживались в самых немыслимых местах. В инвентарной книге, написанный убористым почерком на двадцати трех страницах, хранился перечень серебра, посуды, мебели и различных безделушек, которые теперь унаследовал Джим.
Хенсон подумал о сыне. Джим попросил специальное разрешение приехать в Чикаго на похороны своей матери. Прочие сведения о нем Хенсон получил из газеты, переданной ему одним охранником из жалости, а возможно, и из подлости. Хенсон так и не понял, что подтолкнуло стражника на подобный поступок. В любом случае он выглядел вполне удовлетворенным, когда увидел, как Хенсон читает заявление своего сына.
Статью украшала фотография Джима в форме, заголовок гласил:
«Сын офицер грозит убить отца собственными руками, если судьи оправдают Хенсона и не сочтут виновным в смерти жены».
Само заявление звучало еще более резко. Джим обзывал своего отца всеми словами, которые только пресса могла поместить на своих страницах. По мнению Джима,
Хенсон плохо обращался с женой, в течение многих лет заставляя ее идти против естественной стыдливости и женской натуры. Поскольку редкие минуты близости с Ольгой всегда проходили в темноте и под простынями и Ольга не скрывала, что только вынуждена исполнять супружеский долг, Хенсон невольно задавал себе вопрос, откуда у Джима взялись подобные мысли? Однако он знал, что такие газетные истории всегда вызывают интерес и способствуют распространению изданий.
Между тем, обвинение в убийстве Ольги зиждилось на гораздо более слабой основе, чем та, что относилось к Коннорсу. Почти все служащие «Инженерного атласа» показали, что Хенсон, с его мягким, характером, совершенно не способен никого изнасиловать, а потом задушить чулком. А если верить официальному рапорту экспертов судебной медицины, Ольгу действительно изнасиловали перед смертью. Самой большой уликой против него была балконная решетка, выломанная изнутри помещения, на что укатывал характер излома. Следовательно, Ольгу убил не незнакомец. Она принимала мужчину в своей постели. Он взял ее, потом задушил.
Хенсон не мог представить себе Ольгу в обществе любовника. Во время их редкой близости она всегда была безразлична и обычные супружеские обязанности исполняла лишь по принуждению, мечтая как можно скорее покончить с ними. Отвратительная черта в женщинах, рассматривающих мужчин как добытчиков, с которыми их связывало только золотое кольцо на пальце.
Все это удручало Хенсона. Это также удручало и его адвоката. Деньги, оставшиеся после покупки «форда» и трехнедельного путешествия, полиция задержала пол тем предлогом, что они могли составлять часть тех семисот тысяч долларов, которые до сих пор не обнаружили. Хенсону поневоле пришлось согласиться на казенного адвоката. Ему предложили молодого, энергичного человека, которого сенсационные публикаций интересовали гораздо больше, чем спасение головы своего клиента.
Хенсон влез на верхнюю койку и. посмотрел на пруд. Он делал это всегда, когда начинал думать о Ванде. Почему их роман оказался фальшивкой? Почему Ванда не могла просто любить его, а не пользоваться, как удобным эмиссаром? Эта мысль причиняла ему наибольшую боль. Ее любовь казалась такой искренней, такой чистой! Она была нежна и преданна. Она жаждала его ласк!
И подумать только, она лгала ему! Она воспользовалась им, чтобы дать возможность своему настоящему любовнику спокойно забрать семьсот тысяч и отвезти их худа, где она встретится с ним после того, как господа судьи, плененные ее шармом и услышавшие из уст адвоката грустную повесть обманутой невинности, оправдают ее!
Хенсон отвернулся от пруда и сел на койке. Ему казалось, что в его голове скачут лошади, гремя копытами. В своем несчастье он утешался лишь одним: служащие его конторы, исключая лифтеров и барменов, зная, что он сидит без гроша, скинулись и сделали ему запас «Кэмела» по крайней мере на сотню лет! Как всегда, судебная машина была очень загружена. Он вполне мог убить себя дымом в ожидании слушания своего дела. Хенсон пожалел, что не может послать сигареты Гарсиа. Ему очень хотелось знать, чем все кончилось для него. Потребовалось немало мужества и сил, чтобы подняться из его семьи до преподавателя английского языка в университете. Хенсон от души пожелал, чтобы среди присяжных оказался хоть один обманутый муж, который сумел бы повлиять на ход судебного разбирательства.
Пока он размышлял, в камере появился сторож.
— К вам визитер, Хенсон. Ступайте, как всегда, в конец коридора.
Хенсон очень обрадовался неожиданному развлечению, хотя и не представлял себе, кто мог его навестить. Наверняка либо молодой адвокат, либо лейтенант Эган. Но Эган держался по ту сторону баррикады. Если Хенсона сочтут виновным в одном из инкриминированных ему преступлений или во всех трех, Эган определенно получит повышение. Но во время их последней беседы у Хенсона создалось впечатление, что Эган не слишком уверен в предъявленных обвинениях. Конечно, полицейский не поддерживал версию Хенсона, но он был умным человеком и, если порученное ему расследование могло привести человека на электрический стул, хотел, чтобы преступник действительно заслуживал подобной участи. Он желал спокойно спать по ночам впоследствии. Три пункта беспокоили Эгана: безупречная, без единого пятнышка репутация Хенсона, деньги, которые до сих пор не обнаружились, да еще кое-что, о чем Эган умалчивал. Он почти ежедневно виделся с Хенсоном. Вопросы, которые он задал ему, могли бы уже составить целый том.