Самое лучшее время для старта — полдень. Большие шишки немедленно станут расспрашивать его. Затем он подпишет свое заявление. Процедура могла занять добрых четыре часа. День еще не кончится. Хенсон решил перенести время своего признания на три часа. Он ждал столько времени, подождет еще немного.
Но в назначенный срок он попросит о свидании с помощником прокурора и с полицейскими в лице уголовной бригады по кражам. В кабинете он сознается в убийстве Коннорса. Якобы тот, выйдя из тюрьмы, пытался разлучить Хенсона с Вандой, которая к тому времени уже была его любовницей.
Если полицейские ему не поверят, пускай обратятся за справкой к определенному врачу.
Потом он скажет, что, боясь обвинения в убийстве Коннорса, они с Вандой решили бежать из Чикаго..
Когда он укладывал дома чемодан, его настигла Ольга. Они поссорились, и он задушил ее. Для того чтобы ее убийство приписали какому-нибудь садисту-бродяге, он придумал специальную мизансцену, обчистил сейф и удрал с Вандой из города..
Потом он предложит полицейским проводить их туда, где зарыты деньги. Возможно, они клюнут на его удочку, хотя бы для того, чтобы заставить замолчать журналистов и избавиться от жалоб и надоеданий Джека Хелла!
Пока они достигнут места, которое он выбрал для несуществующего клада, настанет ночь. Хенсон знал, что он принял опасное решение. Если полицейские откажутся пойти с ним, они просто-напросто воспользуются его признанием и отправят на электрический стул.
А если согласятся, он будет все время под угрозой дюжины направленных на него пистолетов. И когда он постарается ускользнуть от них, то подвергнет опасности свою жизнь. Но там появится хотя бы шанс, тогда как, сидя в камере, он не имел ни малейшей надежды на спасение.
По мнению официального адвоката, Хенсона наверняка приговорят к смертной казни за убийство Ольги. А если апелляция отвергнет это обвинение, его немедленно начнут судить за убийство Тома Коннорса и отправят на каторжные работы. В любом случае он останется в руках полиции, ожидая наказания за убийство. Не говоря уже о краже.
Его план выглядел очень рискованным, почти безнадежным, но он был единственной возможностью попытаться бежать.
Хенсону очень хотелось увидеть Ванду, чтобы попросить у нее прощения. Он даже не думал о физической близости с ней. Он мечтал лишь обнять ее, поцеловать в закрытые глаза и рассказать, как она ему дорога. Воспоминание о проведенных с нею трех неделях останется самым счастливым воспоминанием в его жизни.
Глава 13
Мизансцена напоминала Хенсону кабинет капитана Ферри в Ларедо. Здесь тоже толпилось множество полицейских в форме и в гражданской одежде, но комната все равно казалась просторнее. Она была хорошо проветрена, а пол покрывал толстый ковер. Кроме того, здесь отсутствовала Ванда. А он позволил себе надеяться, что ее приведут и она поймет его намерения.
Адвокат сделал для него очень мало. Вернее, не сделал ничего. Но теперь, когда его клиент собирался во всем сознаться, у «зеленого» адвоката наворачивались слезы на. глаза при мысли о том, что блестящая публикация его персональной защиты полетит прахом.
Официальный стенографист держался, как непререкаемый авторитет. Признание Хенсона в убийстве Коннорса он напечатал и перепечатал в мгновение ока. Когда Хенсон перечитал и подписал свое , заявление, они перешли к убийству Ольги.
— Вы делаете, свои признания добровольно, без всякого принуждения и не рассчитывая на снисхождение или помилование? — спросил стенографист.
— Совершенно добровольно,— ответил Хенсон.
Стенографист протянул ему ручку.
— Подпишите вот здесь, пожалуйста. Нет, пониже, как на первом листе.
Хенсон твердой рукой поставил на бумаге подпись, и полдюжины газетчиков сфотографировали его для прессы.
Начальник уголовной бригады, комиссар Деволт, взял документ и прочитал его. Он плохо скрывал свою радость, и удовлетворенная улыбка блуждала по его губам, пока он перекидывал из одного угла рта в другой толстую сигару за пятьдесят центов.
— Что это с вами стряслось, Хенсон? Что у вас с головой?
— О чем вы?
— Мы ухлопали кучу времени, допрашивая вас, мы все испробовали, даже разрешили передать вам курево, и ничего не достигли. И вот внезапно, одним махом вы признаетесь во всем!
Хенсон заранее приготовил ответ:
— Предположим, я убедился, что меня все равно осудят. И, поскольку я очень привязан к мисс Галь, мне не хочется, чтобы ее и дальше задерживали как возможную соучастницу преступлений.
— Она не знала, что вы собираетесь убить Коннорса?
— Совершенно не знала. Я сказал, что отвезу его в парк Линкольна.
— Почему вы его застрелили?
— Я уже объяснял, господин комиссар. Я не сомневался, что он очень опасный тип, и боялся, как бы он, вернувшись, не стал докучать ей.
— Итак, бросив его в кусты, вы трижды выстрелили ему в грудь?
— Да.
— А ваша жена? Мисс Галь знала, что вы намереваетесь ее прикончить?
Хенсон всплеснул руками.
— Откуда? Я сам не знал об этом, пока Ольга не застигла меня за укладкой чемодана и не стала упрекать, что я собираюсь бежать с другой женщиной. С учетом того, что я уже сделал, и того, что собирался сделать, мне только и оставалось убить ее и организовать все так, чтобы подозрение пало на какого-нибудь садиста.
Комиссар Греди, который занимался кражами, вмешался в разговор:
— Когда вы. сказали: «С учетом того, что я уже сделал, и того, что собирался сделать», вы имели в виду убийство Коннорса и похищение денег из сейфа «Инженерного атласа»?
— Совершенно верно.
— Мисс Галь знала о ваших намерениях относительно семисот тысяч?
— Нет. О краже я подумал гораздо позже. Тогда я дошел до такого состояния, что уже ничего ре боялся.
Греди согласно наклонил голову.
— Это звучит довольно логично. А где сейчас находятся деньги?
— Я их зарыл.
— Где именно?
— Сейчас расскажу.
— Почему вы не взяли их с собой?
Хенсон горько улыбнулся.
— Семьсот тысяч долларов в мелких купюрах занимают много места. Я опасался, что на таможне или в иммиграционном секторе их обнаружат. И я решил захватить только необходимую на первое время сумму. Я надеялся, что мы пробудем в Мексике до тех пор, пока все уляжется.
— А потом?
— Я думал нанять пилота, которому ничего не стоит пересечь границу туда и обратно, если ему хорошо заплатят.