Но всякий раз, когда выхожу наружу, через несколько шагов я забываю, что там было. О чем я болтал с продавщицами, а я с ними явно болтал – иначе что бы я делал целых полчаса в этом маленьком магазине? Что там продается, наконец?
Поэтому я захожу туда каждый раз.
Вещь, которую можно запомнить, – не есть настоящая вещь.Русское дао. 3 бабочка пролетела над крыльцом
Собираясь в Москву, сняв, пардон, дачные брюки и надевая городские, я обнаружил в кармане дачных брюк какую-то мелочь, несколько рублевых монет.
Я хотел было их переложить в карман брюк городских, но призадумался. Что-то меня остановило.
Я подумал – логично было бы взять эти монетки с собой. Но не обидятся ли дачные брюки, что я их некоторым образом осиротил? Лишил привычных металлических кружочков, которые так славно звякали… Значит, их надо оставить. Чтобы брюкам не было обидно. Однако в таком случае не станет ли обидно монеткам, которых я лишаю возможности попутешествовать по белу свету?
Как поступить? Где найти правильный ответ?
Представим себе, что некий паломник, сломав свой зонтик и убоявшись дождя, вернулся назад с половины дороги.
Прошел ли он весь свой путь?
Если считать что путь – это количество пройденных шагов, тогда – да, разумеется.
Если же пройденный путь предполагает прикосновение к порогу далекого святилища, тогда – нет, разумеется.
Но если небесное дао перенесло этот порог туда, откуда он начал свой путь, – тогда вопрос не имеет ответа среди людей.
Как не обладают человеколюбием ни небо, ни земля.
Знающий это найдет ответ в сущности дао.
Ибо идти или стоять на месте – одно и то же.
Путешествия к дальним святыням – полезны, но необязательны.
Это касается людей и монеток в равной степени.
Это касается любой перемены мест.
О различии же между пользой и долгом можно говорить с тем, кто познал первые ступени истертой лестницы дао.
И понял, что она есть бабочкин сон .Поэт и клоун на земле весь род людской
Один молодой человек жил в поселке Мичуринец, что примыкает к знаменитому писательскому поселку Переделкино. Было это в конце восьмидесятых.
Вот однажды едет он по Садовому кольцу, к выезду на Кутузовский. То есть в направлении своей дачи. И видит – стоит поэт Вознесенский, ловит машину.
Он притормаживает, останавливается. Поэт спрашивает, не довезет ли его водитель (левак, как он подумал) до Переделкина. «Нет проблем, садитесь!»
Едут. Молодой человек все робеет сказать, что они некоторым образом соседи. Но как бы невзначай заводит речь о литературе, поэзии и прочих изящных материях, а Вознесенский коротко отвечает «да… занятно, занятно… не исключено…» и тому подобное.
Приближаются. Наш герой начинает в уме сочинять некую изящную фразу отказа от денег. Что-то вроде «я вообще-то не левак, я еду к себе на дачу, и заметил вас, и, зная, что вы живете рядом, решил, так сказать…».
И вот эта фраза уже окончательно сочинилась, и вот они подъехали, и вот поэт указывает, где остановиться, и вот фраза уже почти соскакивает у водителя с языка – но поэт его опережает. Он говорит:
– Молодой человек, я вижу, вы интересуетесь литературой… так вот, запомните: вы везли Андрея Вознесенского!
И выходит, аккуратно прихлопнув за собой дверцу.
Надобно сказать, что от моих эстрадных старших друзей я слышал нечто подобное, но с финансово обратным знаком.
Клоун Михаил Румянцев, он же Карандаш, давал таксисту червонец, а то и четвертной (вместо рубля) и говорил:
– Запомни, парень, ты вез Карандаша.
Тоже, кстати, огромное самомнение.
Но более извинительное. По форме.Хэлло, Боб! сын коммуниста
Роберт Ричардович, сын известного английского коммуниста, жил в Москве еще с довоенных пор. Жена у него была артисткой, и поэтому он был своим человеком в театральных кругах. Однажды знаменитый режиссер Удальцов собрался на гастроли в Англию и решил потренироваться в разговорном языке. И вот ему позвонили и сказали, что в такой-то день и час к нему придет настоящий англичанин, любезно согласившийся дать несколько уроков. Но в этот самый день и час в кабинет Удальцова вдруг просунулся Роберт Ричардович.
– Хэлло, Боб, – сказал Удальцов. Они были хорошо знакомы. – Заходи. Только на минутку. Я тут жду одного товарища.
– А кого? – удивился Роберт Ричардович, которому было сказано явиться точно в это время.
Удальцов на всякий случай сказал:
– Срочное дело. По международной части.
– Хорошо, – кротко ответил Роберт Ричардович. – Он придет, и я уйду.
Поговорили о том о сем. Потом замолчали.