В романе ее звали Анна-Лиза. Как было ее имя на самом деле, я не знал. В зале, где мы сидели, были окна с потолка до пола, до прохладного мозаичного пола. В окна светило солнце. Она проходила между мной и солнцем, и сияли золотые волоски на ее голых икрах – она была в сандалиях на босу ногу. Я умирал от восторга, от счастья видеть ее.
Я мечтал, чтобы она задала мне вопрос – ну, например, у нее не читается какой-то фрагмент скорописи, чтобы я ей помог. Но она не задала мне вопроса. Она время от времени поднимала на меня свой затуманенный древнерусской рукописью взор, светлая голубизна темнела, она улыбалась мне, и я улыбался ей.Потом она не пришла. Потом опять не пришла. И третий, и пятый, и девятый раз. Девять неприходов – как девять дней – подсказали мне простой ответ: у нее кончилась научная командировка, она уехала к себе домой. Я не знал, куда, в какой город и даже в какую страну. Изорванный и сожженный роман я иногда вспоминаю и даже отчасти жалею – там было несколько прилично написанных страниц.
Две тактики да будут у вас весы верные, гири верные
Когда мне было немного за двадцать, были у меня две подруги. Две Леночки. Простите, одновременно. Не в неприличном каком-то смысле, а просто в течение примерно полугода я был то с одной, то с другой. Они были разные возрастом и ростом, поэтому назывались Леночка Большая и Леночка Маленькая.
Да, они были совсем разные: одна – чуть постарше меня, преподавательница в институте, умница, красивая, крупная. Любящая, добрая, преданная. Вторая – года на два младше, студентка, с очень хорошей головой («сообразительная»), красивая по-другому, маленькая, худенькая, верткая. Ласковая и влюбленная.
Я их любил обеих. В той мере, в какой мне, рабу божьему, отпущено было любить этих женщин.
Нет ничего глупее и гаже, чем сравнивать людей. Но если бы меня прибили гвоздями к стене и стали бы ковырять раскаленными прутьями ребра, я вряд ли выдержал бы абсолютный нейтралитет. На вопросы воображаемого гестаповца: «С кем бы ты хотел прожить жизнь? Делить радости и горести? Растить детей? Признавайссс, ду руссише швайн!» – я бы ответил: «Конечно же, с Леночкой Большой. Разумеется, при гарантиях сохранения жизни Леночки Маленькой, херр оффицир…»
Но. У обеих была привычка перед сном ставить на ночной столик чашку с водой. И ночью, бывало, та и другая, просыпаясь, пили воду. Делали несколько глотков. Обычное дело, я же говорю. Что тут интересного? А вот что.
Когда я сквозь сон видел, как Леночка Маленькая, приподнявшись на локте, подносит чашку к губам, я умиленно думал, а иногда и шептал: «Ты моя деточка милая, водички попила…»
А когда то же самое делала Леночка Большая, я внутренне хмыкал, а бывало, что и ворчал: «Вот ведь водохлебка, в самом деле…»Досуги старых дам психологический практикум
Майя Захаровна была выдающимся психологом-методистом, а Ирина Гавриловна – выдающейся переводчицей. Они дружили.
Есть такой старый, довольно громоздкий, но надежный тест – ТАТ (Thematic Apperception Test). Там разные неопределенные картинки. Например, женщина стоит у окна, а мужчина отвернулся от нее. Что между ними происходит, непонятно. Или: сидит человек за столом, а рядом женщина лежит на кровати. После секса? До секса? Или она больна? Или вовсе умерла? Кто она? Жена-любовница-соседка-мать-дочь-сестра-пациентка-жертва?
То есть понятно: рассказ по такой картинке – это рассказ о проблемах, которые переживает человек.
Майя Захаровна говорила: «С помощью ТАТа можно любого, пардон, расколоть ».
Но Ирина Гавриловна сказала:
– Любого, кроме меня!
– Поглядим! – ответила Майя Захаровна.
Принесла картинки, магнитофон.
А Ирина Гавриловна вместо того, чтобы сочинять рассказы по картинкам, стала наизусть цитировать целые страницы из разных английских романов.
Но Майя Захаровна не сдалась. Она расшифровала запись. Потом нашла эти самые страницы из тех самых романов.
Стала сличать. И увидела: память у ее подруги изумительная. Процитировано почти дословно.Но именно что почти. Где-то слово заменилось. Прилагательное пропало. Где-то слова переставлены, а где-то – целые фразы. Не говоря о неожиданно долгих паузах. Вполне достаточно, чтобы, пардон, расколоть.
Все равно это наши ребята Интерпол
Однажды много лет назад нашу дачу слегка обворовали. Вскрыли окно, залезли и унесли вилки и ложки. Пару кастрюль. И наш первый семейный телевизор «Темп-6».
Отец не хотел покупать телевизор. Его смешно уговаривал старый приятель:
– Витя, не жалей денег! Увидишь что-нибудь интересное, напишешь рассказ, получишь гонорар, окупишь расходы!