* * *
Едва занялось сияние утра,—
Гильгамеш по стране созывает кличем
Ваятелей, медников, кузнецов, камнерезов.
«Друг мой, сделаю кумир твой,
Какого никто не делал другу:
Друга рост и облик в нем будет явлен,
Подножье из камня, власы из лазури,
Лицо из алебастра, из золота — тело»…
Таблица IX
Гильгамеш об Энкиду, своем друге,
Горько плачет и бежит в пустыню:
«И сам я не так ли умру, как Энкиду?
Тоска в утробу мне проникла,
Смерти страшусь и бегу в пустыню.
Под власть Утнапишти, сына Убар-Туту,
Путь я предпринял, иду поспешно.
Перевалов горных достигнув ночью,
Львов я видал и бывало мне страшно,—
Главу подымая, молюсь я Сину,
И к владыкам-богам идут мои молитвы:
Как прежде бывало, меня сохраните!»
Ночью он лег, от сна пробудившись,
Видит — львы резвятся, радуясь жизни.
Боевой топор он поднял рукою,
Выхватил из-за пояса меч свой,—
Словно стрела, упал между ними,
Ударял, повергал, убивал и рубил он.
· · · · ·
* * *
Он слыхал о горах, чье имя — Машу;
Как только к этим горам подошел он,
Что восход и закат стерегут ежедневно.
Наверху небосвода достигают,
Внизу — преисподней их грудь достигает,
Люди-скорпионы стерегут их ворота:
Грозен их вид, их взоры — гибель,
Их мерцающий блеск повергает горы —
При восходе и закате Солнца они охраняют Солнце,
Как только их Гильгамеш увидел,
Ужас и страх его лицо помрачили!
С духом собрался, направился к ним он.
Человек-скорпион жене своей крикнул:
«Тот, кто подходит к нам, — плоть богов — его тело!»
Человеку-скорпиону жена отвечает:
«На две трети он бог, на одну — человек он!»
Человек-скорпион Гильгамешу крикнул,
Потомку богов вещает слово:
«Почему идешь ты путем далеким,
Какою дорогой меня достиг ты,
Переплыл моря, где трудна переправа?
Зачем ты пришел, хочу узнать я,
Куда путь твой лежит, хочу узнать я».
Гильгамеш ему вещает, человеку-скорпиону:
«Младший мой брат, гонитель онагров горных, пантер пустыни,
Энкиду, младший мой брат, гонитель онагров горных, пантер пустыни,
С кем мы всё побеждали, поднимались в горы,
Схвативши вместе, быка убили,
Погубили Хумбабу, что жил в лесу кедровом,
Друг мой, которого так любил я,
С которым мы все труды делили,
Энкиду, друг мой, которого так любил я,
С которым мы все труды делили,—
Его постигла судьба человека!
Дни и ночи над ним я плакал,
Не предавая его могиле,—
Не встанет ли друг мой в ответ на мой голос?
Шесть ночей миновало, семь дней миновало,
Пока в его нос не проникли черви.
Устрашился я смерти, не найти мне жизни,
Словно разбойник, брожу в пустыне:
Мысль о герое не дает мне покоя —
Дальней дорогой бегу в пустыне:
Мысль об Энкиду, герое, не дает мне покоя —
Дальним путем скитаюсь в пустыне!
Как же смолчу я, как успокоюсь?
Друг мой любимый стал землею!
Энкиду, друг мой любимый, стал землею!
Так же, как он, и я не лягу ль,
Чтоб не встать во веки веков?
Теперь же, скорпион, тебя я встретил, —
Смерти, что страшусь я, пусть не увижу!
К Утнапишти, отцу моему, иду я поспешно,
К тому, кто, выжив, в собранье богов был принят и жизнь обрел в нем.
Я спрошу у него о жизни и смерти!»
ДИОСКУРЫ — КАСТОР И ПОЛИДЕВК
(По Н. А. Куну)
Женой царя Спарты Тиндарея была прекрасная Леда, дочь царя Этолии Фестия. По всей Греции славилась Леда своей дивной красотой. Стала женой Зевса Леда, и было у нее от него двое детей: прекрасная, как богиня, дочь Елена и сын, великий герой Полидевк. От Тиндарея у Леды было тоже двое детей: дочь Клитемнестра и сын Кастор.
Полидевк получил от отца своего бессмертие, а брат его Кастор был смертным. Оба брата были великими героями Греции. Никто не мог превзойти Кастора в искусстве править колесницей, он смирял самых неукротимых коней. Полидевк же был искуснейшим кулачным бойцом, не знавшим равных себе. Во многих подвигах героев Греции участвовали братья Диоскуры. Всегда были они вместе, самая искренняя любовь связывала братьев.
У Диоскуров было два двоюродных брата, Линкей и Идас, — сыновья мессенского царя Афарея. Могучим бойцом был Идас; брат же его Линкей обладал таким острым зрением, что оно проникало даже в недра земли; ничто не могло скрыться от Линкея. Однажды угнали Диоскуры и их двоюродные братья стадо быков из Аркадии и решили поделить между собой добычу. Делить стадо должен был Идас. Захотел Идас завладеть с братом всей добычей и решил прибегнуть к хитрости. Разрезал Идас быка на четыре равные части, разделил их между собой, братом и Диоскурами и предложил отдать одну половину стада тому, кто съест свою часть первым, а другую половину — тому, кто съест вторым. Быстро съел Идас свою часть и помог брату Линкею съесть его часть.
Разгневались Кастор и Полидевк, увидав, что Идас обманул их, и решили отомстить своим двоюродным братьям, с которыми их связывала до этого неразрывная дружба. Вторглись Кастор и Полидевк в Мессению и похитили не только стадо, угнанное из Аркадии, но и часть стада Идаса и Линкея. Они похитили также невест своих двоюродных братьев.
Знали Диоскуры, что не простят им этого Идас и Линкей, и решили спрятаться в дупле большого дерева и ждать, когда начнут преследовать их двоюродные братья. Диоскуры хотели врасплох напасть на них, так как опасались вступать в бой с могучим Идасом, который однажды отважился на борьбу с самим Аполлоном, когда среброрукий бог спорил с ним из-за прекрасной Марпессы[30]. Но не могли скрыться Диоскуры от зорких глаз Линкея. С высокого Тайгета увидал Линкей братьев в дупле дерева. Напали на Диоскуров Идас и Линкей. Прежде чем они успели выйти из засады, Идас ударил своим копьем в дерево и пронзил грудь Кастора. Бросился на них Полидевк. Не выдержали его натиска Афареиды и обратились в бегство. У могилы их отца настиг их Полидевк. Он убил Линкея и начал смертный бой с Идасом. Но Зевс прекратил этот поединок, он бросил сверкающую молнию и ею испепелил и Идаса, и труп Линкея.
Вернулся Полидевк туда, где лежал смертельно раненный Кастор. Горько плакал он, видя, что смерть разлучает его с братом. Взмолился тогда Полидевк к отцу своему Зевсу и просил дать и ему умереть вместе с братом. Явился громовержец своему сыну и предложил ему или жить вечно юным в сонме богов на Олимпе, или же жить вместе с братом один день в мрачном царстве Аида, другой — на светлом Олимпе. Не захотел Полидевк расстаться с братом и выбрал общую с ним долю. С тех пор братья один день блуждают по мрачным полям царства теней умерших, а другой день живут вместе с богами во дворце эгидодержавного Зевса. Чтут греки братьев Диоскуров, как богов. Они защитники во всех опасностях, они защищают людей во время пути как на чужбине, так и на родине.
ОВИДИЙ
ПИГМАЛИОН
(Из «Метаморфоз»)
Перевод С. В. Шервинского
…Оскорбись на пороки, которых природа
Женской душе в изобилье дала, холостой, одинокий
Жил он, и ложе его лишено было долго подруги.
А меж тем белоснежную он с неизменным искусством
Резал слоновую кость. И создал он образ — подобной
Женщины свет не видал — и свое полюбил он созданье!
Девушки было лицо у нее; совсем как живая,
Будто бы с места сойти она хочет, да только страшится.
Вот до чего было скрыто самим же искусством искусство!
Диву дивится творец и пылает к подобию тела.
Часто протягивал он к изваянию руки, пытая,
Тело ли это иль кость? Нет, это не кость! — признается,
Деву целует и мнит, что взаимно; к ней речь обращает.
Держит — и верит, что в плоть при касании пальцы уходят.
Страшно ему, что синяк на тронутом выступит теле.
То он ласкает ее, то для девушек милые вещи
Дарит; иль раковин ей принесет, иль камешков мелких,
Маленьких птиц иль цветов с лепестками о тысяче красок.
Лилий, иль пестрых шаров, иль с дерева павших слезинок
Дев Гелиад, Он ее украшает одеждой. В каменья
Ей убирает персты, в ожерелья — длинную шею.
Легкие серьги в ушах, на грудь упадают подвески.
Все ей к лицу. Но не меньше она и нагая красива.
На покрывала кладет, что от раковин алы сидонских,
Ложа, подругой ее называет, склоненную шею
Нежит на мягком пуху, как будто та чувствовать может!
Праздник Венеры настал, по всему прославляемый Кипру.
Возле святых алтарей с наведенными златом рогами
Падали туши телиц, в белоснежную закланы шею.
Ладан курился. И вот, на алтарь совершив приношенье,
Робко ваятель сказал: «Коль все вам доступно, о боги,
Дайте, молю, мне жену (не решился ту деву из кости
Упомянуть), чтоб была на мою, что из кости, похожа!»
На торжествах золотая сама находилась Венера
И поняла, что таится в мольбе; и, являя богини
Дружество, трижды огонь запылал и взвился языками.
В дом возвратившись, бежит он к желанному образу девы
И, над постелью склоняясь, целует, — тепла она будто…
Снова целует ее и руками касается грудей,—
И под рукой умягчается кость; утрачена твердость,
Вот поддается перстам, уступает… Гиметтский на солнце
Так размягчается воск, под пальцем большим получает
Разные формы и, так примененный, пригоден для дела.
Стал он и, робости полн и веселья, ошибки боится;
Снова, любя, он к желаньям своим прикасается, снова
Тело пред ним, — под перстом нажимающим жилы трепещут.
Тут лишь пафосский герой полноценные речи находит,
Чтоб Венере излить благодарность. Уста прижимает
Он, наконец, к неподдельным устам, — и чует лобзанья
Дева; краснеет она и, подняв свои робкие очи
Светлые к свету, зараз небеса и любимого видит.
Гостьей богиня сидит на устроенной ею же свадьбе.
вернуться
Поэзия Шиллера не утратила на меня своего влияния, несколько месяцев тому назад я читал моему сыну «Валленштейна», это гигантское произведение! Тот, кто теряет вкус к Шиллеру, тот или стар, или педант, очерствел или забыл себя. Что же сказать о тех скороспелых altkluge Burschen (молодых старичках), которые так хорошо знают недостатки его в семнадцать лет?..