Выбрать главу
И год прошел — ребенок рос и рос, Стройней тюльпана, прихотливей роз,
Весь упоен предчувствием любви, Чья сущность разлита в его крови,
Как будто от него исходит свет, И весь он — мирозданию привет…
И счастлив был и ликовал отец, Когда пошел он в школу наконец.
Был выбран и наставник, старший друг, Знаток — преподаватель всех наук.
И рядом с Кейсом в тот же день и час Шумит ватага сверстников, учась.
И каждый мальчик, ревностен и строг, Готов учить и повторить урок.
А рядом с мальчиками у доски Есть девочки. Друг другу не близки,
Они сошлись из разных стран и мест, От всех племен, что ведомы окрест.
И Кейс меж них ученьем поглощен, Но и другим предметом увлечен!
С ним рядом есть жемчужина одна, Как бы с другого поднятая дна,
Еще не просверленная, в красе Нежнейшей, — украшенье медресе.
Разубрана, как куколка, стройна, Как кипарис, прелестна, как луна.
Шалунья! Взмах один ее ресниц Пронзает сердце, повергает ниц.
Газель, чей смертоносен тихий взор. Чья кротость в мире вызовет раздор.
И если кудри — ночь, то светлый лик Как бы в когтях у ворона возник.
А крохотный медоточивый рот — Предвестие всех будущих щедрот…
От черных кос, что стан ей обвили, Зовут ее, как ночь саму, — Лейли.
Ее увидел Кейс и стал иным, И сердце отдал за нее в калым.
Но и она, но и она полна Предчувствием, — как будто от вина,
Которого пригубить ей нельзя, Все закружилось, медленно скользя.
Пришла любовь. И первый же глоток Из этой чаши — пламенный поток.
Но как им трудно в первый раз пьянеть, Как странно им, как дивно пламенеть,
Как сладко им друг с другом рядом жить И с каждым часом все нежней дружить.
И ежечасно сердце отдавать, И никогда его не открывать!..
Товарищи учением полны, А эти два влечением пьяны.
Те говорят словами, как и встарь, У этих — свой учебник, свой словарь.
Те много книг прочтут, чтоб не забыть, А эти миг цветут — лишь бы любить.
Те сочетают буквы для письма, А эти лишь мечтают без ума.
Те знатоки в глаголах, в именах, А эти онемели в смутных снах…
…И Кейс бродил, влюбленный и безмолвный, Как зрелый плод, румяным соком полный.
Дни шли и шли. И день настал, когда Пришла взаимных вздохов череда.
Жилища их любовь опустошила, С мечом в руке над ними суд вершила.
И между тем как немы их уста, Уже роились слухи неспроста.
И сорвана завеса с детской тайны, И весь базар взволнован чрезвычайно…
Путь пламени любовь нашла сама — И вырвалась. И Кейс сошел с ума.
Да, он, глядевший на Лейли украдкой, Снедаем был безумной лихорадкой.
И рядом с ней, и близко от нее — Лишь растравлял отчаянье свое.
Ведь сердце — путник над скалистой бездной, — Когда сорвешься — помощь бесполезна.
А тот, кто этой доли не знавал, Его Меджнуном странным называл.
Да, был он одержим. Не оттого ли Он кличку подтверждал помимо воли?..
И он бродил по рынку и вдоль улиц, И все, кто с ним, рыдающим, столкнулись,
Что на него дивились и глазели, Что слышали напев его газели,—
Все ринулись за ним оравой шумной, Кричали вслед: «Меджнун, Меджнун, безумный!»
А он и впрямь с рассвета до звезды Не признавал ни сбруи, ни узды…
И что ни утро, он спешил босой, Чтоб повстречаться с милою красой.
Простоволосый, он бежал в пустыню, Чтоб увидать любимую святыню.
Он шел, чтобы к шатру ее прильнуть. И долог был его обратный путь.
Быстрее ветра он спешил туда,— Назад он плелся, будто сквозь года.
К ней он летел на сотне крыл летучих, Назад — дорога в терниях колючих…
Отец скорбел о сыне и, поведав О том родне, просил ее советов.
По мнению старейшин, лишь одна Дорога здесь пригодна и честна:
Не медлить с начинанием, из мрака Извлечь Меджнуна и добиться брака…
С почетом принят был шейх амиритов. «В чем ты нуждаешься? Скажи открыто».
Тот отвечал: «Хочу быть ближе к вам, Прошу вас верить искренним словам».
И без утайки все сказал соседу: «Ищу родства с тобою, не посетуй!
Как сочетать твое дитя с моим? Мой сын рожден в пустыне и томим
Тоской по родниковой, свежей влаге. А я забочусь о сыновнем благе
И говорю об этом без стыда. Моя семья богатствами горда,
И знатностью, и пышностью известна. Есть у меня желанье дружбы честной,
А для вражды всегда оружье есть. Мне — жемчуг твой. Тебе — хвала и честь.
Ты продаешь. Товар в цене сегодня. Торгуйся, чтоб я выше цену поднял,
Запрашивай, покуда спрос велик». Так кончил речь отец, и в тот же миг
Второй отец ответствовал учтиво: «Ты говоришь весьма красноречиво.
Но пусть судьба решает за меня. Могу ль сидеть у жгучего огня,
Не опаливши нашей дружбы честной? Твой сын прекрасен, и родство мне лестно,
Но он для нас не родич и не друг, Он счастья не внесет в семейный круг.
Он одержим безумием и болен. Ты исцелить его, конечно, волен
Молитвами — тогда и приходи Со сватовством. Но это — впереди!»…

ПЛАЧ МЕДЖНУНА

…Все выслушал Меджнун. И для него Все стало окончательно мертво.
Он тотчас разодрал свою рубаху: Не нужен саван тлеющему праху!
Тому, чье царство где-то вне миров, Весь мир — кочевье, а не отчий кров.
Он стал бродить по выжженной пустыне С одной лишь думой об одной святыне,
По кручам горным странствовал пешком, Как тюрк, с заплечным нищенским мешком…
И «Ла хауль» прохожие кричали, Когда он шел в смятенье и печали,
Когда слыхали по ночам вдали Протяжный вопль его: «Лейли, Лейли!»…
«Я — выродок. Я джинном одержим. Сам злобным джинном я кажусь чужим,