И там, на склонах каменной гряды,
Людей каких-то видит он ряды.
Они стоят, как будто вышли в бой,
Толкуя оживленно меж собой.
Но у людей — ни луков и ни пик, —
Кирки в руках: долбят в камнях арык.
Один из них, хоть молод он на вид,
Всех возглавляя, сам долбит гранит,
То действует киркою, то теслом,
Каменотесным занят ремеслом.
Как он печален! На него, скорбя,
Глядит Фархад — и узнает себя!
А в это время из-за острых скал
Сюда отряд наездниц прискакал…
Одна была — как шах средь всей толпы
Как роза — лоб, ресницы — как шипы…
Был облик пери лучезарно-юн,
Она казалась солнцем между лун.
Куда б ни обращала взор с седла,
Сжигала вмиг сердца людей дотла…
Глядит Фархад и видит, что она
В ту сторону пустила скакуна,
Где был он сам, печальный и худой,
Изображен в работе над плитой.
Когда же, перед ним остановись,
Она его окликнула, смеясь,
И всадницы лучистоокой взгляд
Почувствовал каменотес Фархад,—
Его черты покрыла смерти тень,
И он упал, как раненый олень…
Увидя, как упал его двойник,
Едва пред ним блеснул той пери лик,
Получше разглядеть решил Фархад
Красавицу, чей смертоносен взгляд.
Поднес он ближе зеркало к глазам,
Взглянул — и простонал, и обмер сам,
И на пол так же, как его двойник,
Бесчувственно упал он в тот же миг.
[Хакан по совету врачей едет вместе с Фархадом, заболевшим от любви и душевных терзаний, на прекрасный остров, где юноша должен выздороветь. Но буря разлучает отца и сына.
Чудом спасшийся, Фархад подобран купцами. На их корабле он подружился с великим художником Шапуром.]
Свое происхожденье скрыл Фархад:
«Что в этом проку?» — говорил Фархад.
Об остальном сказал, но вкратце он:
Про зеркало не смел признаться он.
Сказал он так, что, мол, во сне одна
Ему приснилась дивная страна.
Он не читал, не слышал о стране
Подобной им увиденной во сне,
Но так она чудесно хороша,
Что ею пленена навек душа.
И вот — с тех пор он бросил край родной,
Разыскивает этот рай земной.
Приметы он привел своей мечты —
Какие горы видел и цветы.
Фархад уже готов был и про ту
Красавицу сказать начистоту,
Но застонал, и, не разжавши уст,
Смертельно побледнел — и пал без чувств…
Шапур немедля помощь оказал:
Он голову Фархада поддержал,
Виски ему натер, а также грудь, —
Сумел ему сознание вернуть…
Шапур сказал: «О кипарис Фархад,
Не унывай, приободрись, Фархад!
Осенних ветров ты изведал гнет,
Но тверже будь — и ветер не согнет.
Угодно было, видимо, судьбе,
Чтоб ты мне всё поведал о себе.
Итак — отчаяньем себя не мучь:
К замку твоей мечты имею ключ.
Настолько точно описал ты мне
Тот край, который видел лишь во сне,
Что я узнал его! Я был там сам!
Я вновь влекусь к тем дивным небесам.
Не может быть другой такой страны:
Всё сходится, приметы все верны.
Живительно-тепло погодье в ней,
Обилье роз и плодородье в ней.
Как сам Ирем, пленительно свежа
Она от рубежа до рубежа.
Армен — ее названье. Если ты
Отправишься в страну своей мечты,
Возьми меня, о друг мой дорогой,
Своим проводником, своим слугой!..»
[И вот они прибыли в страну Армен.]
Картина, им представшая, была
Поистине печальна, тяжела:
Кляня свою судьбу, самих себя,
Крепчайший камень этих гор долбя,
С надсмотрщиком суровым во главе
Трудились человек там сотни две,
Изнурены, измучены трудом —
Бессмысленно порученным трудом:
Такой гранит был твердый, — ни куска
Не скалывала ни одна кирка!..
Фархад глядел, и сердце сжалось в нем!
Вскипели сразу гнев и жалость в нем!
С глубокой складкой горя меж бровей
Глядел он, не стерпел и крикнул: «Эй,
Несчастные! Судьбой, как видно, вы,
Подобно мне, угнетены, увы!
Однако кто, за что обрек вас тут
На этот тяжкий, безуспешный труд?..
Откройте вашу цель, и, может быть,
Я чем-нибудь смогу вам пособить!..»
«Ты спрашивал, теперь ответ внемли:
Отчизна наша — это рай земли.
Есть сорок крепостей у нас в стране, —
Их башни с Зодиаком наравне.
Венчает добродетелью страну
Царица, наш оплот — Михин-Бану.
От Афридуна род ведет она,
И в мире, как Джамшид, она знатна…
Есть у нее племянница Ширин,
Как свет зари румянец у Ширин…
Михин-Бану полна забот о ней,
Навек ей дав приют в душе своей.
Отраду в жизни находя одну,
Лишь для нее живет Михин-Бану.
А о труде своем что скажем мы?
Арык ведем в гранитном кряже мы…
Порою эта гурия пиры
Устраивает в том конце горы.
Дворцу под стать — окрестность хороша:
Как дивный рай, вся местность хороша…
Ах, видно, нет и рая без беды:
Ни капли на вершине нет воды!
Однако, по сужденью знатоков,
Исход из положения таков:
Пробить арык — и из ручья тогда
На запад, мол, поднимется вода…
Не только мало жизни нам одной,
Но если б жить нам столько, сколько Ной,
И то нам этот не пробить арык,—
Столь непосилен труд и столь велик!..»
Их повести печальной внял Фархад,
За них страдая, застонал Фархад:
«О ты, несправедливая судьба!
О, с камнем непосильная борьба!
А я такие знанья берегу
И неужели им не помогу?
Хоть я не для того пришел сюда,
Но слишком велика у них беда…»
Оставить их не мог беспечно он:
Горн попросил и мех кузнечный он…
Ковал кирки под стать своим рукам:
Одна — равнялась десяти киркам!
Почтительно застыв, толпа людей
Ждала, что будет делать чародей…
Как будто их сомнения прочел,
Фархад к черте арычной подошел,
Киркой взмахнул — и вот уже громит
Он богатырскою рукой гранит…
Воскликнула Ширин: «Кто ж он такой,
Наш гость, творящий чудеса киркой?