Молчание воцарилось среди нас, прерываемое методичным дыханием воссоединившейся, созданной волей судьбы пары. Против воли на глаза навернулись непрошенные слезы, которые я пыталась тайком вытереть порванным рукавом потрепанной и грязной рубашки. Но незаметно не получилось. Ко мне подошел Кристиан и положил руки на предплечья, заставив невольно вздрогнуть.
— Красивая история любви может получиться, — медленно проговорил он, не отводя все еще настороженного взгляда от пары, а точнее, от предназначенного сестры. Словно волк, готовый наброситься в любую минуту, если нагрянет опасность.
— От любви до ненависти, — поддакнула я, обхватывая себя за плечи. Сгущавшиеся сумерки не располагали к воссоединению на промозглом воздухе. Ледяной ветер, бежавший с моря, решил окончательно меня добить и задувал под легкую одежонку, нежно проводя ледяными пальчиками по коже, заставляя ее покрываться неприятными мурашками. Я поежилась, и это не укрылось от моего спутника. Вскоре руки соскользнули с моих и сплелись с пальцами. Твердая и упругая грудь прижалась к спине, даря ощущение надежности и убежища. Образ, которого мне так не хватало в детстве и который я старалась упорно нарастить своими тренировками с оружием.
После этого мне стало гораздо теплее, и на лице расплылась счастливая улыбка. Купаясь в заботе, я не заметила, как нашу скромную компанию покинул Мирослав Елизарович, очевидно отправившийся докладывать о нашем возвращении Генхарду и делиться деталями относительно удавшейся вылазки. Что ж, надежда, что меня не постигнет кара за неисполнение части договора касаемо Альпина, умрет последней. Возможно, даже после меня.
Марк тактично кашлянул, стоя на заднем плане нашей идиллистической картины.
— Я, конечно, все понимаю, — начал мужчина, подходя ближе, — но на улице совсем смерклось, а с последнего нашего присутствия на материке прошло не меньше лет двадцати. Домики однозначно пришли в негодность, а ночевать на улице не особо хочется, все-таки не каменный век на дворе. Не правда ли, Ник? Ты что там, совсем размок от нахлынувших чувств? У тебя целая вечность с любимой впереди, а ты тут обжимаешься.
Ник резко отскочил от девушки, а Аврора, неожиданно оставшись без поддержки, закачалась на ветру, словно тростинка, но быстро совладала с собой. Точнее, взяла себя в руки. Буквально. Прямо как я парой минут ранее. Но тут инициативу перехватил Крис, вызываясь быть проводником блудных душ, вернувшихся на родину, и оставляя меня тоже одну на пронизывающем ветру. Однако в душе было огненно тепло от разливавшегося внутри тепла. Я улыбнулась своим мыслям и присоединилась к спутникам. Лишь легкое, практически невесомое касание напомнило мне, что Блэйк всегда будет рядом, в любой ситуации.
— Никакой клятвы, которая тебя убьет, Генхард никогда бы не стал заключать, — прошептал шальной ветерок, уносясь вслед за своим старшим братом и удалявшейся компании крылатов, чьи громкие возгласы эхом раздавались по мирно спящему поселению. Что это только что было?
Конец
Дополнительные истории (для тех, кто не хочет расставаться с историей, как я, или хочет познакомиться с героями чуточку поближе)
История из деревенской жизни Виктории
Каждый день, едва солнце выглядывало из-за горизонта и озаряло своим светом все вокруг, я бесшумный тенью, отточенной до автоматизма за последние годы, выскальзывала из дома и шла к Мирославу Елизаровичу на тренировку. Сегодняшний — не исключение.
Правда, мне совершенно не хотелось куда-либо идти. На улице осень вовсю боролась за права с наступающей зимой, так и норовя спровадить строптивую соперницу. Мне всегда было интересно наблюдать за их противостоянием, но из дома, когда лютый ветер не норовит забраться под старую и поношенную одежду, которая уже давно перестала быть впору, и обласкать своим ледяным прикосновением и без того замерзшую кожу.
Я невольно прилипла к окну, завороженная борьбой жёлтых пожухлых листьев с мелкими хлопьями снега, заворачивающихся в маленькие смерчи.
Пора сбора урожая уже давно закончилась, и теперь родители больше времени стали проводить дома, а я — у своего учителя. С годами ненависть родителей постепенно возрастала, а когда исполнилось четырнадцать лет, и сельские парни начали ухлестывать за мной, они учинили и вовсе зверскую шутку, которую я до сих пор не могла им простить.
Мать, видя, что я все чаще стала приходить домой в компании поклонника, пустила по деревне шепоток, что я прокаженная. Мол, дьявол в меня вселяется каждое новолуние, и как они устали бороться с этой астральной сущностью. Узнав об этом, я долго и звонко смеялась, но когда поняла, ради чего это было сделано, горько плакала.