А потом он устало примостился возле письменного стола, раскачиваясь из стороны в сторону, шелестя сухими сморщенными губами:
— Я вот все сижу и сижу на своем холме… Сижу и сижу… Мог бы тебя как-нибудь под видом чего-нибудь ассистенткой своей оставить, например. Меня тут наркотики ведь заставляют изучать, состав, пропорции, только из-за того еще и жив. Дрянное дело. Раньше сам сбывал на черном рынке свои «эксперименты», теперь с их подачи… Что за дела… Но жить можно. Но, раз уж ты уже разозлила Вааса, а ты его разозлила… Я бессилен.
И Джейс поняла, что помощи ей вновь ждать неоткуда. Хорошо, хоть след от пулевого ранения на бедре доктор заштопал ровно, так, что и шрама не обещало остаться. Впрочем, шрамы Джейс давно уже не заботили, их у нее на теле было и так достаточно.
Но приходилось вновь отправляться в путь, в эту тотальную неизвестность. Да еще и с картой вместо навигатора. Да ей бы ничего не сказал никакой навигатор. Они-то вообще считали этот архипелаг необитаемым. Они. Она и Райли. Даже когда жила в другом городе, она не могла стать чем-то отдельным от него. С момента смерти отца эта связь как будто стала еще прочнее, невыносимо прочной. И вот так какой-то маньяк убил его, да еще что-то вещая о предательстве. Много ли он знал о предательствах… Судя по его словам — много. А она тоже кое-что.
И точно знала, что не существовало страшнее греха, чем вот так лишить жизни ее брата, единственного светлого лучика в ее жизни, остатках жизни. Но, раз уж такое произошло, Джейс не намеревалась сдаваться. Пусть и за Стиксом, в мифической стране теней, но она жаждала мести. Не слепой, не черной. Один убитый ее брат — не предел. Сколько и чьих еще братьев, сестер, дочерей, сыновей мог уничтожить этот человек? Да, она бросала вызов, кажется, еще не догадываясь, насколько велика эта опасность. Пусть.
«Я должна найти наш корабль… Послать сигнал бедствия», — думала, что вообще делать в такой ситуации, думала, как бы поступил отец. И приходила к выводу, что он просто не пошел бы на такой остров. Вот дернуло же Райли! Вот не хватило же ей воли отказаться!
Но все-таки они с братом видели фотографии, что делают с животными разорившихся зоопарков, видели, как лежат тела убитых тигров, оленей… За что их так убивали? Редких животных. Но если разорились — будь добр ликвидировать бизнес. Может, поэтому Райли желал любой ценой спасти их небольшой зверинец в пригороде? Сердце Джейс еще больше сжималось от мысли, что брат, возможно, делал это не для себя, совсем не для себя. Хотя она слишком редко понимала его мотивы. Соглашаясь с ним, видимо, слишком много потакала, даже когда понимала его неправоту.
Доктор Э. не гнал в шторм, только часто торопливо выглядывал из окна, но знал, что и пираты в шторм не полезут к нему.
Рокотал гром, и молнии били в громоотвод дома на холме. Нет, враг явно выбрал бы погоду получше, чтобы забрать эксперименты химика.
Зато Джейс успела за время непогоды утолить голод, собрать походный рюкзак, содержимое которое у мистера Алека, к счастью, можно было добыть беспрепятственно. Да еще наспех из таза и кувшина оттерла с себя всю грязь, а то доктор протирал только места ушибов и порезов.
Потом док позволил позаимствовать одну из его длинных рубашек, надев которую, Джейс стала еще больше напоминать парня. Отцовский подарок, водолазку, пришлось закинуть в рюкзак, расстаться с ним Джейс просто не могла, хоть и понимала, что для сентиментальности остров ничуть не подходит. Но, может, именно такие вещи здесь и обретали свое истинное значение.
Гроза прекратилась, солнце вновь сияло, клонясь к закату, но от земли шел тяжелый пар. Дождь здесь не приносил свежести. То ли дело дома, там, где ели росли. После дождя и грозы всегда холодало, и дышалось легче. А здесь девушка ощущала себя тонкой яблоней, пересаженной на почву, пригодную только для пальм с их жесткими вытянутыми листьями-опахалами. Вот Ваас точно являлся частью этих джунглей, лесов. Проклятый враг.
— Как мне Вас отблагодарить? — виновато осведомилась Джейс у Доктора Э., выходя из дома с собранным рюкзаком и ножом.
— Выживи, — махнул ей старик, уходя в небольшую оранжерею возле дома, уставленную кадками с грибами и пробирками.
Там он готовил свою медленную смерть. И медленную смерть сотен других людей, всех, кому сбывали плоды его «трудов». Джейс старалась не думать, что за человек ей помог. Она только помнила, что в спальне с фиолетовыми обоями на втором этаже видела чью-то стертую старую фотографию, там, в самом дальнем углу, за кубиками. Фотографию маленькой девочки, лет двух.
«Это была его дочь», — вдруг поняла Джейс и осознала, что, скорее всего, жизнь этой девочки оборвалась вскоре после того, как была сделана эта фотография. А уж на острове это было или где-то в другом месте…
— Не падай… Будем летать, — бормотал свое Док.
А Джейс пошла прочь с холма, перешла через хрупкий мостик через реку, которая скатывалась водопадом в пропасть. Возле дома доктора все казалось прибранным, вычищенным. Он сохранял иллюзию порядка, но только иллюзию. Стоило закончится его владениям, и взгляду представал хаос. Разрушенные рыбацкие деревни, ржавые листы железа. Один дом выглядел расстрелянным из ракетной установки, сложился, как карточный. Там и здесь виднелись брошенные машины, через некоторые уже успел прорасти колючие кустарники.
И однажды у обочины попался лежащий ничком распухший труп, источавший тлетворный запах разложения. Джейс вздрогнула, закрыла рот рукой, отвела глаза. И одновременно закрыла свое сознание, чтобы не погружаться в бездну масштабов этой катастрофы.
— Что же творится на этом острове? Это не может быть на самом деле, — только с ужасом озиралась девушка.
А люди с большой земли могли дальше сколько угодно придумывать страшные сказки про зомби-апокалипсис и вторжение инопланетян. А это был всего лишь остров, захваченный нарко-работорговцами. И торговля происходила вдали от людей с большой земли, но одновременно с течением их жизней, не много веков назад, а прямо «сейчас».
Но потоки живого товара и трафик запрещенных веществ касался, в конце концов, и их, производился для них, платежеспособных. Только они предпочитали не замечать, пока их не касалось.
Джейс оказалась в эпицентре этого бедствия, одним из участников. И не представляла, что ждет ее дальше. Отовсюду ее гнали, точно бездомного щенка.
====== 18-19-20. Не узнать себя ======
Кто-то водит глазами за кустами.
Вроде кто-то, а вроде бы мы сами.
Не узнать себя сквозь призму света,
Словно смерть не умыта, не одета.
© Гуахо “Сумерки (Для тех, кто уходит)”
В небе надлунном светилась чаша, облаком изувеченная, расплаты краше. Чаша для слов без основ. А в подлунном мире все больше готовилось виселиц и крестов, чтоб в надлунном больше чаш в изъятый обратным окном час.
Окно — тоже крест, только как посмотреть. Ведь то, что снаружи — всегда замок, мучительный недостижимый потолок, а то, что внутри — навечно вход под простыни вечности.
Не первый так год. Год вечного лета, где песня не спета, потому что не голосом ей звучать. Знать все, но не думать здесь ни о чем. Утрата смысла и мысли о былом. Даже не сон. Снова долгий путь, иначе в вечность придется уснуть. Время обостряло черты лица, обтянутого смуглой кожей, обтачивало, грозясь укрыть рогожей, известью засыпать, как редкие трупы, что на погребенье оказались скупы. Мертвые хоронили живых, или живые мертвых — не разобрать в мороке испитых горем глаз. И в сизой синеве таилось много черноты, как будто с чернотой на «ты».
И внепричастна миру, она шла, не по дорогам, по холмам. Уже луна светила в небе, и в зарослях слышался рык леопардов. Джейс понимала, что нож ее не спасет. Ее вообще ничто не спасет, никто.