Джейс теперь как никогда понимала, что ощущал все время Ваас, даже его жестокость начинала понемногу понимать: когда разрушен сам до основания, возникает желание утащить в эту пропасть как можно больше людей, потому что виновным в бедствии своем кажется весь мир. Но нет, все-таки она не доходила до того, чтобы желать смерти неповинным людям, а настоящее зло закрылось за каменными вратами зиккурата — жрица никогда не покидала храм.
Джейс бродила по джунглям, вновь прошла мимо креста, шла куда-то на северо-запад, мимо деревни Аманаки, путь занял у нее всю ночь, но она ничего не ощущала, ни усталости, ни боли, только носом кровь шла от перенапряжения, но она ее даже не стирала, только изредка слизывая с пересохших губ, шла, чтобы куда-то идти или просто по инерции и привычке двигалось тело. А к утру остановилось на каменистом краю обрыва, село тело на краю.
В первых лучах выплывала солнца ладья, короной играя, камни на дне озаряя. Над головой кругами летали орлы, голодные падальщики, что будто сердце склевали. Вместе с братом всю душу убили, только душный воздух в орхидеевом аду протыкал бамбуковой пыткой, она ныне не флейтой, а клеткой оказалась.
Обрыв… С такого упала Дейзи, с такого на дельтаплане хорошо лететь. Полет и паденье. Где-то у края моря, а за морем мир не существовал, где-то внизу плоской Земли, проникнутой мировым древом, вздыхала черепаха, уставшая от топтавшихся на ней слонов…
Джейс сидела на краю обрыва, думая, а не прыгнуть ли? Почему нет? Кто держал? Мама, где-то там, дома? Она ее ни в чем не винила, сама виновата больше оказывалась теперь. И как к ней возвращаться без Райли, когда дважды не уберегла его?
Несколько шагов. Женщина одна стояла над обрывом, видела острые камни на дне. Если прыгнуть — уже не уцелеть. Страшно? Нет. Зачем дальше длиться, скитаясь по чужим джунглям?
Губы ее дрожали, глаза неподвижно уставились вниз, легкие вдыхали головокружительную высоту, мысли устремлялись к врагу, что оказался прав, во всем прав: «Кого ты выберешь — их или нас». Ваас… Что, если… Ты ведь не из местных по происхождению. Что, если… Твоих спутников на этом острове Цитра убила так же? Так же, как Райли, поставила тебя перед выбором. Что если ты из-за этого сошел с ума? Вернее, разум прояснился, но реальность оказалась страшнее, чем можно выдержать. Реальность… Вот она. Райли отказался от такого, и погиб… Все, что ты говорил… Ты же предупреждал меня! Предупреждал, кого здесь надо опасаться! Хойт и Цитра. Всегда были Хойт и Цитра, а не Хойт и Ваас. Хойт и Цитра. Два полюса, а Ваас — точка балансировки этих миров. И этой точке равновесия тяжелее всего».
И она не жалела о том, что последние ее мысли будут о нем, о том, кто являлся врагом. Пусть враг, но не такой, как жрица. Что от нее хотела эта странная женщина? Зачем так бессмысленно каждый раз изгоняла? Лучше бы своими руками в жертву принесла, если бы это остановило ее жадность, ее властолюбие. Но нет… Ничто не остановило.
Джейс стояла на самом краю, продвигаясь, пошатываясь, к бездне, из-под подошв сыпались мелкие камни. Она готовилась ощутить полет, но смотрела только вниз, в бездну.
— Райли… Оливер… Дейзи… Лиза… Ваас! — вспоминала она имена всех, кого потеряла, вспоминала и его в числе тех, кто поддерживал ее, ради кого ей когда-то стоило жить. А теперь уже нет. — Ваас… Лиза… Дейзи… Оливер… Райли! Райли!
Женщина практически кинулась вперед головой, но внезапно будто кто-то дернул ее за плечо, так что остановилась, балансируя руками:
«Не смей!».
Женщина встрепенулась, она знала этот голос, обернулась — никого. А кого она рассчитывала увидеть? Ведь никого не осталось, никто никогда не придет, не поможет, не спасет в орхидеевом аду, где бамбук прорастал пыткой и флейтой.
— Отец… — тихо выдохнула она. — Папа! Я устала, позволь, я вернусь домой… к тебе.
Голос ее дрожал и ломался, она подняла глаза к небу, она уже не знала, какой веры придерживается, в какой религии самоубийство не есть грех, она хотела домой, а дом остался в прошлом, там, где жил отец. И казалось, что, если умрет, проснется уже в другом мире, в доме с просторными светлыми комнатами, а за столом будут сидеть все, кого она любила. Все… Кроме одного, того, кто не мог ужиться с атрибутами цивилизации, того, кто олицетворял хаос.
«Не смей, дура!» — иной голос, другие интонации, точно ангел и демон, но оба говорили об одном.
Женщина резко отпрянула от края, едва не падая на спину, но только осторожно опускаясь на землю. Сердце бешено колотилось, она озиралась по сторонам, но вновь никого не видела, совсем никого, буйный голос звучал в ее голове. Пусть так, но он остановил на краю бездны.
— Ваас… Ты вновь решаешь, когда и кому жить и умирать? Третий раз не позволяешь мне распрощаться с этими страданиями… С какой целью? — обратилась женщина к джунглям и побрела дальше в лес, не зная, куда, позволяя ногам вести ее в неизвестном направлении. Вновь насытилась неизвестными плодами, кажется, на острове наставал сезон сбора урожая. А сколько деревьев не приносили пользы, потому что некому стало срывать плоды и обрабатывать почву у разрушенных домов среди свалок и кладбищ… Их поглощали джунгли, смывали реки, накрывали мхи, растворяя следы человека.
Джейс шла по чаще, вокруг цвели орхидеи, свешивались крошечными лебедями, раскидывая крылья-лепестки, впервые ей встретились белые. Одну она сорвала, спрятала на груди, прижимая к сердцу. Зачем? ..
Шла дальше по чаще. Внезапно среди листвы послышалось шуршание — два леопарда. Черный и обычный, как золото и уголь, как солнце и ночь, и не змей и день, в вечной гармонии хищной, в вечном противостоянии, но ныне в тишине. Два леопарда вылизывали друг друга, соприкасаясь усатыми мордами, щурясь.
Странница была безоружна. Она просто села на землю, неподвижно, неслышно, прижимая к груди орхидею, глядя прямо перед собой. Леопарды. С них все начиналось, они вели ее, ее тотемы, ее стражи.
Животные не тронули ее, устроились рядом. Она как будто слилась с этими джунглями. Два леопарда… Как бы она хотела сейчас быть на их месте. Но она — одна, последняя оставшаяся. Она глядела на хищников, ровно дыша, она не боялась смерти, и, может, от этого смирения леопарды просто ушли, скрылись в чаще, но какое-то время они сидели вместе, соприкасаясь со всеединством мира. И деревья ее слышали, и трава, и хищники. Кто она? Кто? Ныне — часть острова, будто среди этого буйства красок и родилась настоящая она, всегда обитал ее дух, ее душа, ее предназначение.
Она выходила к реке и будто сливалась с быстрой водой, не видя свое отражение, она понемногу забывала свое имя, свой облик, точно исчезая понемногу, по атому, случайно разбрасывая свою суть среди пространства. И нет «я», и нет «мы», есть «все», где один плюс один равно всегда один, единственное начало мира, бытия.
Но возле южной оконечности северного острова ее раздумья без мыслей завершились, когда к берегу пристала моторная лодка с отрядом ракьят. Джейс решила, что больше не будет убегать, ведь она не преступница, чтобы трусливо спасаться бегством.
— Джейси? Почему ты здесь? — вдруг узнал ее один из крепких парней, рассматривая женщину. Она припоминала, что вроде бы этот воин был вместе с ними в другом небольшом отряде во время штурма грота, даже имени его не знала. А он позвал ее, и даже автомат не вскинул, так что женщина сделала несколько неуверенных шагов навстречу лодке. Оказалось, что парни направлялись прямиком на южный остров, в Терстон, за который последние дни шел бой, но наемники Хойта там окопались крепко, так что до какого-то времени предстояло скорее всего не наступать, но сдерживать их, чтобы не лезли на северный остров. Как ни странно, пираты без Вааса и правда практически потеряли свою территорию, среди них не нашлось нового сильного лидера, а Хойту, видимо, оказалось невыгодно тратиться на этот сброд, если они все равно проиграли в битве за северный остров.