Женщина оперлась на винтовку, прислонившись к стене аванпоста, когда часть воинов вернулись на ближайший, а часть пошли дальше с неким Броди штурмовать аэропорт. Джейс осталась одна, в голову полезли мысли. Все завершилось: Хойта убили, не она, но все же — южный и северный остров обретали свободу, ценой непомерной боли, крови, страданий, но после всякой грозы рано или поздно показывается солнце, должно показаться солнце. Это как ритуал мирозданья, настоящий ритуал. Измученная женщина почти спала, уже привыкнув дремать, дрожа от холода, в обнимку с винтовкой. Снова ее мучила пустота, из знакомых ракьят никого не осталось, кого-то убили, кого-то перекинули на другие аванпосты, так как предстояло еще защищать южный остров от наемников. Но ее война закончилась намного раньше. И то, что еще месяц она убивала людей, уже слабо касалось полубезумного исчервленного горем сознания.
То, что удалось кому-то добраться до главного зла — ерунда. Главное зло являлось настолько безликим, что избавление от него показалось чем-то само собой разумеющимся. По крайней мере, легче не стало, может, только на жалкую толику: бессмысленное повторение действий могло в кои-то веки закончиться и больше никто не стал бы ее тормошить и требовать что-то делать, куда-то срочно бежать.
И тогда в ее голове возник план… Нет, не план, а скорее намерение, ведь план — это для нормальных, а она планомерно сходила с ума. Ваас… Его безумие захватывало мир.
— Теперь… Мы все будем отомщены! Эти властолюбивые существа сломали всех нас, свели с ума. Мы уже мертвы, — прошептала она, и через несколько дней с одним из патрулей, который сформировали ракьят для обороны границ островов, вернулась обратно на северный остров, заявив, что покидает армию племени. Чужестранку не стали держать.
На северном острове еще остался должок, дань одной ведьме. И у Джейс все это время будто копилась злоба и беспринципность, чтобы наконец осуществить свое намерение, свой план, который внезапно стал вырисовываться невероятно точными деталями, добыть бы только одну вещь, знакомую ей не понаслышке. Но для осуществления намерения стоило все обдумать, просчитать. А сил не оставалось, особенно когда она высадилась на берег, ступила снова на песок, наблюдая дремучие джунгли, сравнивая их с практически плоской за исключением горной гряды, освоенной в свое время колонизаторами, местностью южного острова.
Она снова вдыхала дух северного острова, и казалось, будто она понемногу возвращается в саму себя, настоящую, возвращается домой…
Комментарий к -3. Одна над обрывом Могла бы разбить эту главу на две. Но не хотелось. Вот тут Джейсона Броди чуть не пристрелили... жаль... Ладно, пусть еще побегает, пока...
Ок, я не о том. Короче, надеюсь, уложиться в еще одну-две главы. Плюс-минус эпилог.
====== -4. В никуда, из ниоткуда ======
Путь свой в никуда из ниоткуда
Так пройдем, не вспомнив ни ком,
© Пикник «Цветок ненастья» .
Осталось немного до осуществления… плана? Нет, план — это для нормальных. Намерения. До осуществления этого. Но…
Она устала. Не описать, насколько она устала. Устала играть по их правилам. Устала от жизни. Устала от безысходности. А приходилось идти дальше и дальше, тянуть из себя жилы, последние силы. Иначе никак. Умереть просто, а надо жить. Но как бы хотелось остановиться, забыться, забыть все противоречия, все неразрешимые тупики. Но невозможно. И надо было жить с этой усталостью, виться, точно вытертый флаг, на ветру своей судьбы. Есть сильнее мыслей ощущения. Есть сильнее смысла стремления. Флаг. Красный или синий. Синий или красный. Выбирать прекрасно. Выбирать ужасно.
— Как будто я еще должна выбирать!
Но скоро обещало закончиться…
I can’t show you any more
The things I’ve learned from you
Cause life just took you away
Осталось только пополнить запас патронов и гранат, и можно было приступать к осуществлению плана. Безумного плана.
— Знаете, что такое безумие… Безумие — это… Ха-ха… Опять только твои слова. Будь ты проклят, — она смеялась, но без радости, скорее просто кривила рот, скорее насмехалась над собой. Теперь.
Джунгли плыли над головой плотным покровом изумрудной листвы, а под ногами расстилался ковер из короткоживущих сочных трав. Природа казалась вечной, хотя ее выжигали, ее уничтожали, над ней тоже глумились, как и над всем живым на этом острове, над друг другом, над собой. А человек так мало выдерживал, а человек так хрупок, человек — бамбук на ветру: когда-то поет флейтой сякухати, когда-то прорастает молодыми заостренными побегами через привязанного пленника. Человек слишком редко умеет петь, все больше прорастать. Здесь так всегда. Она вот уже давно потеряла понимание, что значит «петь», умея только «прорастать».
Что осталось ей? Ничего. Или же…
Только автомат через плечо и тянущий к земле своей тяжестью истрепанный бронежилет. Больше ничего. Может быть, ее уже вовсе и не стало.
— Что ты имел в виду в своем безумии? Но, ч*рт бы тебя побрал, ты был слишком прав! Я теперь ничем не лучше. Я — это ты. Будь ты проклят… Вернись… Будь проклят, вернись… Будь ты проклят! Только вернись… — бормотала она, бредя через джунгли острова к ближайшему аванпосту.
Don’t play games with the ones who love you
Cause I hear a voice who says:
I love you… I’ll kill you…
Один образ преследовал ее, мучил, вкраплялся в ее сознание бредовыми видениями. Образ врага, к которому оказалась устремлена вся ее ненависть. Но вот только сейчас она начала сомневаться, ненависть ли это? Если ненависть, значит, она ощущала себя живой только ненавидя. Да, ненависть, ведь он убил Оливера, но только друзья предавали, а враг сдержал обещание. Он столько раз ее убивал, что постепенно она решила: живой быть лучше.
And dying is teaching us how to live
Раньше. Все было раньше.
Помнится, раньше, еще на большой земле, она даже иногда носила платья. Нет, платья она не носила, уж очень нелепо они на ней смотрелись. Чаще цветные спортивные костюмы. Что все это за странные слова? Теперь на ней красовалась порванная истрепанная майка-тельняшка и свободные мужские камуфляжные штаны с коричневыми армейскими сапогами. Невесть что на вид, наверняка уже и вшей занесли и еще какую-нибудь неведомую дрянь. Зато удобно, чтобы выживать здесь. Где здесь? Там. Здесь. Сейчас. На острове. Только жара тропиков нещадно жгла снаружи, только разложение души разрывало изнутри. Неужели этой душе было суждено вот так исчезнуть? Распасться. Что-то же еще держало ее, что-то…
Помнится, там, на большой земле, она видела снег и каталась на лыжах. Кто такой снег? Что такое лыжи? «Лы-жи». Какое-то странное слово отзвуками в больном сознании. Лыжные палки, лыжный костюм, дорожка, старт. Финиш! Какое страшное слово. И не ощущалось его значение. Только истинная суть пронзала. Вот случился тотальный финиш всего. Нет, не сейчас, чуть ранее.
Она все брела через джунгли и вышла к аванпосту, над которым реял синий флаг с изображением белого дерева — символ народа ракьят, это древнее дерево росло в проклятом зиккурате.
За жестяным забором аванпоста стояли разбросанные постройки из контейнеров и горбыля: штаб, склад оружия и еще пару нежилых домишек разного оборонительного назначения. «Свои» принимали ее, пропускали, не спрашивая, они уже знали ее в лицо.
— Привет, друг! — помахала ей охрана аванпоста, который носил странное название «Дом Старого Нека», находился возле реки, недалеко от Цитадели Рук Пойнта, где-то рядом с тем местом, где Джейс впервые встретилась с Дейзи после их побега.
Откуда охрана ее знала? Неужели вновь возвращалось к людям доверие? С тех пор, как уничтожили зло.
Джейс не сопротивлялась, заходила, первым делом она снимала с себя бронежилет, который не раз спасал ей жизнь, бессильно кидала его в местном штабе аванпоста, потом бездумно хватала что-то из глиняного горшка с едой, жевала красный перец, плевалась, понимая, что во рту все жжет, потом догадывалась, что это острая приправа, искала что-нибудь более подходящее в пищу. Затем спрашивала, есть ли патроны, которые они могли бы ей отдать, обычно один-два удавалось добыть, больше не давали, она потихоньку пополняла и копила боеприпасы. Прямо на глазах воинов. А они-то даже не спрашивали, зачем ей патроны, зачем гранаты. А она замыслила это… О, да! Это должно было осуществиться уже скоро. Это…