Чудовище… Так называли при первой встрече. Неужели она так хотела подчиниться воле жрицы и на самом деле сделаться чудовищем? Нет же! Нет!
Джейс резко опустила нож, складывая его, отпуская жрицу, но все-таки держала руку у пистолета, надеясь, что Цитра не начнет тут же истерично звать на помощь. Нет, теперь жрица сама держала нож. А еще говорила, что не проливает кровь, как воин. Естественно — как воин - нет, а как служитель культа - да.
Джейс выпрямилась, расправляя плечи, ощущая, как спадает красное, опаленное горем оперение. Оставался сначала скелет, голые кости с бьющимся между ними сердцем, но сквозь эти раны прорастали цветы, пробивалось новое оперение души, когда она отвечала бесстрашно:
— Нет, я не чудовище! И именно поэтому не буду убивать тебя. Я не намерена становиться тем, кем вы хотите меня видеть!
Жрица отступила растерянно на шаг, сверля затравленным взглядом исподлобья, как когда-то — в первую встречу — испуганным зверенышем поглядывала на нее чужестранка. И в какой-то миг стало понятно, что духовная власть жрицы непостижимым образом обретается в Джейс, ее сила, а Цитра оказалась только растерянной женщиной.
Странница не желала ни власти, ни подданных. Когда открываешься бытию, власть оказывается ничем, главное, не открыться навстречу бездне, главное — понять, где голос чистого разума, а где — безумия. Путешествия через крону древа — нелегкая стезя, больное ощущение души под грудиной, всей полноты того, что названо душой. И не важно, в какой вере — либо есть, либо нет. А молитвы бывают разные, главное, чтоб не на крови, главное, чтоб зла не сделалось. И жизнь прожить так, чтобы боли после тебя не осталось.
Жрица дрожала, нервно сопя, сжимая нож, но не решаясь нападать, видя, что Джейс в любой миг готова перехватить и заломить за спину ее неверную руку.
— Убирайся! — прошипела Цитра властно, хотя голос не выражал прежней надменности превосходства.
— А чем ты мне можешь угрожать? — сверкнули уничтожающе глаза Джейс, она все еще не знала, наверняка желает ли осуществления своей мести, или уже нет.
— Не угрожать, — вдруг сурово со странным примирением выпрямилась Цитра, пряча нож, когда на звуки странного диалога из первого внутреннего сада в галерею вошел черноволосый человек…
Это не начало конца…
Это возвращение к себе…
Джейс едва не потеряла сознание, снова! Неужели духи ее преследовать стали? Или все происходило в бреду? Или вообще не являлось реальностью? Или ее вовсе не существовало? То не солнца свет ослепил глаза, и не месяца рога ткнулись телком в небеса, и не звезды свои поменяли орбиты.
— Рай… Райли?! — обмерла Джейс, подаваясь вперед. — Райли! Это ты. Ты жив!
Брат молчал, только переводил взгляд с Цитры на сестру и обратно. Затем решительно прошел мимо жрицы, будто тем делая негласный выбор. И встал за спиной Джейс, обняв ее бережно за плечи, точно ангел-хранитель.
Райли молчал, но слов не требовалось, чтобы понять по его суровому спокойному лицу, исполненному каким-то непередаваемыми новыми чертами едва уловимого спокойного благородства, что он больше никогда не отступит, что он в своей битве с внутренним чудовищем тоже одержал победу. Разными путями все шли к одной цели. Помолиться бы только за тех, кто не доходил… Почему? ..
Цитра, давя кашель, кусая губы, продолжала, когда ноздри ее яростно трепетали, но руки уже не смели поднять нож:
— Тебе этого достаточно? Я вылечила его… — жрица растерянно отворачивалась, опуская плечи, разводя руками. — Хорошо, что я только слабая женщина и не могу нанести настоящий удар ножом. Я отдаю его. Он не воин, — но сверкнула глазами в назидание Джейс. - Но, запомни! И ты не воин.
— Джейс! — только радостно выдохнул Райли, улыбаясь. Очевидно, он научился понимать то, что говорит жрица, не зависел от ее мнения, но ее речь перевел как оправдательный приговор для нарушившей все табу странницы.
— Райли… Я не воин! — Джейс улыбалась, изучая сияние, протягивая руки к жрице, глядя то на нее, то на брата, отрекаясь наконец от своей второй кожи. Каменной оболочки, которая растворялась, таяла, точно сгорала, ввысь устремляясь легким дымком. — Я готова признать это теперь. И никогда не хотела быть воином, но жизнь заставила. Но я и не Великан, я не зло!
— Теперь ты уйдешь? — пробормотала жрица, нервно перетаптываясь с ноги на ногу.
— Сейчас уйду, — тихо кивнула Джейс. — Только ответь на прощание… Цитра… Кто и когда предал его? Вааса… Твоего брата.
— Никто, — зло отвечала Цитра. — Хойт сманил его, он надеялся, что и я с ним пойду. Я отказалась, он счел это предательством. Вот и все.
— Ты врешь, — спокойно, почти безмятежно улыбнулась Джейс. — Но не говори. Да. Их больно терять. Ты знаешь.
И она без всякой боязни подошла и обняла Цитру, словно сестру. Да, теперь она стала ее сестрой, не позволив Райли умереть. Цитра. Просто такая же женщина, когда-то маленькая девочка, которая боялась гусениц. И Ваас помнил ее и такой. Жаль, что он стал однажды слушать не небеса, а бездну… Но, быть может, небеса простят его однажды. Однажды все будут прощены.
Не бойся быть слабым,
Не гордись своей силой,
Просто загляни в свое сердце, мой друг,
Это вернет тебя к самому себе…
Джейс оказалась сильнее Цитры своей безоружностью, своим смирением и безграничной любовью. Жрица онемела еще раз, когда странница посмела поцеловать ее в лоб, ласково, ни в чем не обвиняя, ни за что не судя. Не требуя верных ответов, заранее все прощая. Цитра отпрянула, дотрагиваясь до лба, ведь нарушались ее границы сакрального, табуированного. Но она не понимала, что открылось Джейс: все едины, все братья и сестры. Мир мог бы жить без войн, без голода, без предательств. Просто надо понять: все едины!
— Оставайся с миром, — улыбнулась Джейс, обернувшись, не боясь говорить, когда слова просили. — Я не великан и не зло, твой брат тоже не был злом изначально. Ничто не предопределено. Ведь это выбор. Это жизнь.
В это время из внутреннего сада с деревом ворвались обеспокоенные стражи, понявшие, что происходит что-то не то, вскидывали автоматы, видя чужака:
— Что случилось?! Цитра! Нарушитель! Взять ее!
— Ни с места! — властным твердым голосом приказал Цитра, воздевая левую руку, правой все еще дотрагиваясь до лба. И после минутной паузы она обратилась к своим охранникам. — Я отпускаю их, их обоих. Да будет так.
Если хочешь — смейся,
Если необходимо — плачь,
Будь самим собой, не таись…
Джейс снова плакала, улыбалась. Теперь можно, теперь все можно, можно быть самой собой. Так вот зачем ее вели голоса в этот храм, так вот как завершалась ее борьба, не внешняя, суровая, неприглядная, а внутренняя, зачастую не менее опасная. Эти джунгли отняли практически все, но рассудили, что должны и вернуть. По-своему рассудили, не джунгли, а небеса.
Цитра выглядела не менее удивленной и задумчивой, чем Джейс, когда вела брата и сестру к выходу из храма, провожаемая изумленными взглядами стражей, виновато извиняющимся выражением доброго лица Дени. Он, кажется, тоже не умел ненавидеть.
Цитра провела вниз по лестнице, к самому выходу, повелев отворить тяжелые каменные двери, а на прощание вдруг поглядела на Джейс, которую теперь бережно поддерживал Райли.
Губы жрицы вдруг дрогнули, она еще раз посмотрела на зеленый амулет, который остался у Джейс, брови ее печально сдвинулись, беззлобно, она тихо продолжила:
— Знаешь… Когда-то он был добрым. Он защищал меня… Мой брат… — а потом отвернулась, будто стыдясь саму себя, махнула недовольно. — Уходи уже!
— Прощай, Цитра, — кивнула ей Джейс, отвечая той же скорбью, погладив ласково по плечу. Да разве она не понимала ее боли? Теперь понимала! Она все понимала отныне. Больше не воин. Больше не обреченная проливать кровь.
Но однажды проснутся все ангелы
И откроются двери
для того, кто умел верить…
Воскрешение больно всегда, не живая и мертвая в нем вода, воскресенье навечно. Стрелки часов открыть, и стуком отворить свой слух, вперед идущий времени вразрез. Навечно ритуал — всеповторенье действий, разумных к бытию и скупых к суете. Творился новый мир, а старый отмирал. И крик превращался в песню, и пытка во флейту, а клетка в птицу. Смотреть бы сквозь себя, дыша Его любовью, ко всем сознаньям земным, прозрачностью для зла. Не видеть зло, не делать в ином рождении, в вечном прощенье.