Но она сжала свой плохой пистолет двумя руками, выглянула из-за угла сарая, целясь в одного из врагов, но он ее заметил и едва не изрешетил. Несчастная девушка то ползком, то спотыкаясь, на четвереньках, отбежала дальше, обратно к машине.
«Не могу… Я не могу!» — с ужасом понимала она. С ужасом понимала, что жизнь-то одна.
И если мстить или освобождать друзей, ей неизбежно надо жить, но каждый раз так штурмовать аванпосты… Нет, она не могла. Руки дрожали. Что там страх перед стартом. Финиш и старт. А жизнь-то одна. А раньше казалось, будто ничего нет. И сейчас нечеткие линии заставляли поверить, будто несется на бешеной скорости, а снег залепляет глаза, а воздух режет легкие. Только руки дрожали, но она сжала в них пистолет, так, что пальцы побледнели. Дрожь ушла.
Она хотела бы обратиться хоть к небу, хоть к брату убитому, хоть к отцу, чтобы кто поддержал. Но снова в сознании образ врага. Эта наглая морда. Этот взгляд бесноватого, а может, нормального, только убитого жизнью. Но злоба к нему, злоба к врагу, это темное чувство… Внутри вдруг стало так ясно и пусто. Злу нельзя позволять ослеплять, но только глаза обрели ясность. Вот они — люди в красных майках. И она уже убивала.
Но враг не терял времени, враг палил в машину, которая и правда теперь горела, тогда Джейс снова выбежала из-за нее.
Дуло пистолета, а на нем на конце выпуклая насечка, чтобы целиться. И через эту насечку мир иначе выглядит. Все иначе смотрится через прицел. И вот человек в прицеле вовсе не человек, а враг, коли назвался так. Иное зренье оружие дает. Зренье без смысла. Какой уже год…
Просто стреляй! Вот и повесть его. Закрой свое сердце, здесь не до него.
И хватило мига, чтобы прицелиться и спустить курок.
Хлопок. Ближе остальных. Метко, четко, по заданным правилам. Твердость руки не отнять. Враг направил на нее автомат. Но она не могла позволить, чтобы он начал стрелять. Еще один выстрел. Поняла, что может и не поддерживать второй рукой пистолет, хватало одной правой. Так легко. Но не по нраву.
Враг повалился в корчах. Выронил оружие — можно больше не глядеть.
Снова зашла на полусогнутых за сарай. Там были навалены шины и металлолом. Не аванпост, а свалка. Все остров о былом. Быть может, правда, свалка. Но аванпостом стал за отличный забор из железа.
Союзники стреляли, а девушка высматривала, где еще враги. Но снова мир сливался, и не видать, не разобрать.
«Не дай страху завладеть тобой. Ты сильнее страха», — твердила она себе, заставляя ровнее дышать. Курок спускать легче на выдохе, точно вместе с пулей устремляясь в цель.
Мало противников убила, мало, всего одного, но для нее — уже много.
Но снова кто-то открыл огонь из автомата.
Джейс, закрывая голову руками, вкатилась в сарай, скорчилась на полу. Но поняла, что сама себя загнала в западню. Не могла теперь видеть, что делает враг. Дальше сарая она боялась двигаться, не имея сил рассмотреть, что там вообще еще есть, кроме этой трухлявой постройки, наверное, бывшей сторожки.
Но надо было выходить, надо выходить. И снова в руках судьбы вилась хрупкая нить. А судьба шелкопряд. Говорящие сфинксы загадки говорят, чтобы каждый отряд прошел мимо врат, да нашел тот узор, где прояснится взор. И узнают они, как стреляют. И в них…
Как тяжело порой выйти, точно заново родиться. Выйти из этой утлой избушки. Всего-то — выйти. Да только под свист пуль.
А ноги затекли, а в ногах как будто сотни иголок завелось, которые сквозь холод и сырые сапоги кололи стопы. Просто выйти. Что там думать! Все равно не видно. Рывок!
Вылетела из раскрытого прямоугольника двери и тут же наткнулась на врага. Только ахнула. И выстрелила в упор. На выцветшей красной майке пирата расплылось темно-багряное пятно, он раскинул руки и повалился прямо на Джейс. Мертвый и непомерно тяжелый.
Девушка не удержалась на ногах, не успела отойти, оказалась придавлена этой мертвой тушей. Нет, все-таки телом, все-таки человека. А, может, и тушей. В тот миг она не могла различить, кого она убила. То ли себе подобного, то ли какую-то тварь, выползшую из страшных легенд.
Послышался оглушающий взрыв. Очевидно, загоревшийся автомобиль не выдержал и взорвался. Джейс инстинктивно зажмурилась. К счастью, не началось пожара.
Между тем звуки стрельбы прекратились, и до ее ушей донеслись радостные возгласы:
— Аванпост наш!
Неужели?! Неужели все закончилось? Так быстро. Все закончилось. И не важно, что будет дальше. Главное, что кошмар сегодняшнего дня закончился. Она поняла, что вряд ли сумеет дальше продолжать борьбу, придавленная, испуганная, пусть и не сломленная.
Но Ваас… Как с ним не продолжать борьбу? Пусть сильнее, пусть страшнее каждого из этих пиратов. Хотя, может, его сила заключалась только в числе подчиненных. Ведь тоже просто человек. Однако в своре псов сильнейший становится вожаком, и свой «пост» главаря Ваас ясно не просто так получил. Ваас. Нет. Только борьба! Получить бы только оружие чуть лучше. Вот и все, что ей требовалось. Цели становились предельно простыми и сегментированными, точно точки, которые своим стройным роем формируют бесконечную прямую.
— Джейсон, ты жив?! Джейсон? — окликал новичка заботливо Дени.
Во время боя он не мог с ним возиться, ведь это был последний аванпост. Последний подступ к деревне. О, как велико оказалось зло, что содержалось на этом острове. И почему судьба велела безымянному кораблю добраться именно к этой юдоли скорбей?
Темнокожий воин подошел, вглядываясь в лицо подопечного, успокаиваясь, когда последний судорожно начал водить глазами, как будто разбуженный посреди ночи. Джейс только слабо что-то промычала. К счастью, Дени быстро спихнул с нее тело пирата, протянул руку, помогая подняться.
— Ну что, парень? Обомлел? Не биатлоном заниматься? Ничего. Татау помогут тебе! Верь в это! И выживешь!
Так говорил Дени, вот только воины ракьят уже, не таясь, оплакивали гибель одного из старших сотоварищей, всего покрытого этими символичными «татау». Видимо, не так они отгоняли смерть, как обещал Дени.
Но если ни во что не верить, то пред лицом безносой не остается оправданий и покоя.
Джейс, немного шатаясь, стояла на месте, опустив пистолет. Она уже не ощущала, что кого-то убила. Она была просто рада, что это так быстро закончилось, хоть показалось, что вечность прошла, а она наверняка поседела. Но оказывалось, что нет. Почти не изменилась, только лицо больше осунулось.
Потом что-то ощутимо ужалило в руку, девушка вздрогнула, не понимая, что ей вкололи, наверное, это был Дени. Да что бы уже ни было… Из крови не выудить. В любом случае, предобморочное состояние отменялось.
— Что стоишь? Обыскивай трупы! В первый раз, что ли?
====== 24. С небес не придут ======
Где с небес за нами так и не придут…
© Пилот «Нет вестей с небес».
— Что стоишь? Обыскивай трупы! В первый раз, что ли? Ах, да, для тебя, выходит, в первый, — возвратил ее к реальности голос Дени, который гордо убрал за спину автомат и ныне поднимал над вражеским аванпостом синий флаг с изображением белого дерева. Истрепанная тряпица медленно ползла по самодельному флагштоку. Но как прекрасно она сочеталась с цветом неба! Не то что красный кусок ткани, который воины ракьят с ненавистью теперь топтали.
— Обирать… Трупы… — хрипел голос Джейс, снова будто существуя помимо нее.
— Джейсон! Ну, что ты как баба! — усмехнулся один из воинов ракьят, невозмутимо выворачивая карманы одного из врагов, уже находя там то ли часы, то ли монеты.
— Давай, парень, не стесняйся. Это пираты! Ты же двоих убил, верно? Все, что найдешь — твое. Не забывай, ты мне еще должен, — подбадривал ее Дени, похлопывая по плечу.
Джейс не понимала, что происходит, опустилась возле убитого ею в упор пирата, рассеянно провела вдоль его одежды, нащупала карман на штанах. А потом что-то словно переломилось в ней, очередная граница, очередной рубеж, очередное табу цивилизованного человека. И стало как-то легко. Вернее, просто не осталось оценочных суждений для своих действий. И что такого, в самом деле? Никто не осудит… Да и уже убит. Да и враг. Но, как она заметила, ракьят даже своего убитого товарища обобрали, хотя проливали по нему горькие слезы, которые не являлись для воинов признаком слабости. Может, напротив, слаб тот, кто не умеет плакать. Вот глаза Вааса точно никогда не знали слез. Так казалось при взгляде на него, беспощадного, хладнокровного в своей жесткости. Теперь. Было ли что-то раньше? И был ли он силен… Силен. Но той ли силой, что мир держала?