Если бы ее приковали наручниками — намного хуже. Она догадалась, что веревку можно перетереть, видела в каком-то фильме, читала в книгах, но никак уж не думала, что придется прибегнуть к такой тактике в реальности. Вот только путы перетирались вместе с руками, это она тоже предвидела.
Мучительно. Все мучительно. Затекшие ноги от неудобной позы на коленях, отчего левая нога просто взрывалась пожаром. Вывернутые руки, с которых сдиралась кожа, оставляя на высушенном теле бамбука кровавые следы.
А человек — бамбук, и в зеркало бамбуковое бесконечно текут сны. Но жизнь похожа на чашу без дна, не испить, не пролить. Только взять и забыть. Тени через Стикс саваном дощатым клетки. Харон с похорон не вернулся когда-то. Кто ж проводник меж мирами и в хаос? Стереть всю кожу, сбить все ноги. Но выбраться. Привязан к савану, бамбук к бамбуку притачан.
Джейс прокусывала до крови губы, чтобы случайно не вскрикнуть, но упорно перетирала волокна веревок. Ощущала, как при каждом движении стесывается кожа. Воздух обжигал обнажившиеся слои, такие тонкие. Достаточно снять тонкий покров — и вот уже воздух кажется пламенем. Но она не останавливалась. Так вода обтачивает острые камни, делая их гладкой галькой. Бамбук и вода. Древо и река. А ведомо ли куда древо ведет? Только сухой скрежет веревки, предстояло еще оборвать ее.
— Джи, — послышался голос брата, который только пришел в себя, бессмысленно твердя. — Я не могу пошевелиться… Так страшно… Так страшно… Что делать, Джи?! Я не хочу умирать! Помнишь, как наш отец лежал в гробу? Это так страшно!
— Ты не умрешь! Не здесь! Не сейчас! — уверенно отвечала ему старшая, старательно подавляя боль. Но его стресс здорово передавался ей, а ведь ее разум уже почти отключился, впав в монотонное повторение одних и тех же действий в надежде на изменение. Для древа повторение бессмысленно, древо должно прорастать вершиной через небеса. Вода всегда повторяет, волна за волной. Одна за одной.
Вот только Райли ничего не делал, кажется, не замечал, что сестра пытается организовать их побег. И говорил невпопад. Впервые захотелось, чтобы он сейчас снова вырубился, замолчал, потому что воспоминания об отце — как ни тяжко признать — мешали, когда надо было бороться, а не скорбеть. А она помнила. Помнила и страдала не меньше Райли. Пять лет назад умер отец. Пять лет назад.
Отец всегда говорил, что Джейс должна найти свой путь, отец впервые поставил ее на лыжи, отец вел ее, поддерживал. Он их обоих поддерживал. До последнего. Он умер пять лет назад. Всего через два года после той проклятой аварии. Может, он слишком сильно переживал… Может, из-за этого. Джейс ощущала себя навечно виноватой и в смерти отца, в том, что в ту ночь не села сама за руль. Да, несомненно, из-за этого попала в аварию, и из-за нее отец так волновался, что надорвал свое сердце, пару дней не дожив до своего пятидесятилетия. Джейс умела обвинять себя. Иногда незаслуженно. Но в смерти сложно не обвинить себя, всегда кажется, что можно было как-то иначе, как-то избежать ее. А смерть приходит и никого ни о чем не спрашивает. Ей все равно, у нее свой график. С момента смерти отца жизнь окончательно потеряла смысл, отец, может, сумел бы помочь ей, подсказать, куда идти. Может, вместе они бы нашли еще какое-то дело, в котором Джейс раскрывалась сама ради себя, а не в качестве помощника в семейном бизнесе, который негласно перешел Райли.
Да, она помнила отца. Она была похожа на отца. Унаследовала его сизые честные глаза…
«Райли! Зачем ты вспомнил об отце?» — понимала, что ее начинают душить слезы, девушка. Но время и место совершенно не подходили. А она понимала, что безотчетно, точно маленький ребенок, начинает звать отца на помощь, вместо того, чтобы продолжать свой изматывающий труд, который лишь на несколько минут приходилось прерывать, когда сторожа проходили возле клетки. Но караульным не было дела до мальчишек, один из которых был почти в обмороке, а другой выглядел настолько тщедушным, тощим с выступающими узелками мышц, что не заслуживал внимания. Тем лучше. Но сейчас Джейс ощутила, как ее ледяные руки начинают предательски дрожать.
«Папа! Мне страшно! Папа, помоги!» — она помнила, как кричала это когда-то в детстве, когда лыжа застряла в сугробе, зацепившись чуть не вертикально за забор. Как ей так удалось — не помнила. Но она просила помочь, однако отец не прибежал с причитаниями, он тогда твердым голосом скомандовал ей, как надо повернуть ногу, чтобы выбраться. Он всегда говорил: «Я хотел бы всегда защищать вас от опасностей, но это невозможно, в этом кроется несвобода. Я хочу, чтобы вы научились бороться за выбранный вами путь».
Путь… Она пыталась бороться! Ничего не вышло. Она теперь оказалась в тупике за гранью всего. Какой же это путь? Путь по ту сторону всего. Хотя, что если только начало нового пути. Но куда? В бездну? Паника начинала сковывать слабостью, паника заменяла апатию каким-то меркантильным саможалением и совершенно животным или детским страхом. Джейс злилась на себя, но все эти темные и опасные в данной ситуации чувства, как страшная штормовая волна, постепенно накрывали ее, рискуя смести единственный шанс спастись и спасти Райли. Спасти Райли! Райли!
Волна отступала.
— Джи… Помоги, мне так страшно! — в этот миг всхлипнул Райли, и это окончательно отрезвило.
Все! Отставить панику! Бороться! Даже если тупик, это тоже путь, потому что рядом оказался Райли. Она поклялась у могилы отца защищать своего брата, как защищал от всех невзгод отец. И клятва умершим сильнее клятвы живым. Даже по ту сторону Стикса.
«Отец! Помоги выбраться!» — не знала, к кому обращается, Джейс. К их ли отцу или к Отцу, Творцу всех людей. Он казался ближе здесь, чем на Большой Земле. Ближе в окружении завывавших сотнями голосов джунглей и бесчеловечных головорезов.
Проклятые путы, наконец, начали поддаваться. Стоило только напрячь изрезанные запястья и до предела дернуть вниз, рискуя порвать сухожилия. Но нет, руки-то сильные, руки-то верные. Вот уж что должно быть сильным помимо ног, когда в лыжной гонке приходится стрелять по мишеням. А руки-то сначала дрожали, когда только начала заниматься. Быстрый бег — лишь часть победы в биатлоне, ведь там еще стрелять надо, метко и как можно быстрее, выигрывая себе время для промаха, а случается так, что для промаха нет времени, нет права на ошибку. Вот как сейчас. Как сейчас! Хорошо, что она еще поддерживала себя в хорошей спортивной форме, хоть и похудела за семь лет, последние два года став настолько равнодушной к себе, что порой просто забывала есть. Но сила в этом покалеченном теле еще осталась. И птица с перебитым крылом еще взлететь пыталась.
Веревки лопнули!
Джейс боялась опускать руки, потому что сторожа могли это увидеть, хоть над островом уже смеркалось. Долго же пришлось ей повторять и повторять одни и те же действия. Как безумной. Но ведь результат был достигнут! Воля… Вот только она ощутила, что рискует снова потерять сознание, которое услышало, насколько измучено тело. Но нет, ведь была завершена только одна крошечная часть плана, совершенно незначительная по сравнению с тем, что еще предстояло. А отняла столько сил.
— Джи… Ты верев… — снова отрезвил голос Райли, который услышал легкий треск оков и чуть не сдал пленников восторженным возгласом.
— Тс! — шикнула на него Джейс. Снова адреналин. Снова нельзя терять сознание, потому что здесь брат, потому что надо выбираться.
До чего же простые вещи на словах, такие простые, что и описать нечего. А на деле… На деле — жуткий страх, устойчивый, нервный, почти рвотный кашель и озноб.
Теперь второй этап. Протиснуться через прутья. Узкие! Джейс внимательно оглядела их еще раз — узкие! Слишком узкие! А бамбук даже не металл, его не раздвинуть. Хоть у нее, видимо, не хватило бы сил выломать металл, как это делали вандалы-бугаи с заборами. Да и куда потом? Ведь Райли… У кого искать ключи?
Снова подкрадывалась паника. Страшный зверь. Нет, уже даже не паника. Отчаяние. После стольких часов оказывалось, что все бесполезно. И тем пуще воздух и пот обжигал стертые руки с ошметками веревок. Воздух жаркий, пряный от ароматов цветов и трав, а также напитанный дымом пиратского лагеря, где враги жгли костры.