— Назови мне причину.
— Я дал клятву на крови.
По аудиториуму пробежался приглушенный шум голосов. Выходит, Орзун был одним из них.
— Ты выбираешь смерть, когда предложена жизнь, — подытожил Хан.
— Я поклялся на Пути Небес и призвал вечную пустоту забрать меня и поглотить мою душу, если отрекусь от своей клятвы. Я исполнил обряд цусан гараг и связал себя законом вселенной. Выбор был ошибочным, но клятва неизменна, как и судьба клятвопреступника. Так было с тех самых пор, как мы ступали по бесконечным лугам.
— Эта война — иная. Более великие воины, чем ты уже доказали вероломность.
— Тогда пустота проклянет и их.
— Я могу освободить тебя. Я Каган, творец закона. Тебе нет необходимости идти на это.
Впервые лицо Орзуна дрогнуло. Он посмотрел на окружавших его воинов, затем на эмблему Легиона, и, наконец, снова на примарха.
— Я дал клятву, — сказал легионер. — Ее нельзя взять назад. Даже вам это не дано, повелитель.
Хан несколько секунд смотрел в глаза воину, выискивая в нем малейший шанс на отречение.
— Ты поступил глупо, Орзун, — сказал он. — Даже если бы я связал свою судьбу с братом, то никогда бы не позволил, чтобы этот обет сохранил силу. Клятва на крови священна, она дается в присутствии задьин арга для разрешения вопросов вендетты. Ты позволил обмануть себя, превратить клятву в жалкую насмешку. Ты погубил себя в тот самый момент, когда я крайне нуждаюсь в воинах.
Орзун оставался непреклонным, пока говорил его господин. Он знал об этом, как и все присутствующие в зале. Слова примарха не изменили бы его решения.
— Я в последний раз спрашиваю тебя, — обратился Хан. — Откажешься ли ты от клятвы?
Орзун ответил немедленно.
— Я бы сражался с вами до самых врат Терры, повелитель. Я бы погиб там с улыбкой на устах. Но я не уподоблюсь тем, кто погубил меня. Я не буду лгать ни человеку, ни старым богам, и не нарушу клятву. Я больше не заслуживаю данной мне жизни.
— Тогда ты знаешь, что необходимо сделать, — сказал Хан, извлекая меч.
Он спустился с трибуны и подошел к Орзуну.
Воин напрягся, но оставался неподвижным. Хан встал перед ним, направив острие меча к незащищенной груди легионера.
— Из всех разновидностей предательства, которые мой брат пустил в ход, это наихудшее. Он разрушил то, что некогда было единым, и обратил наши острейшие клинки против нас же. Я хотел бы, чтобы ты не давал клятвы, так как ты стоишь тысячи предателей, которые нарушили свои собственные обеты. Ты мог бы сражаться со мной на Терре. Когда я буду там, твое имя будет выгравировано на моем доспехе, как и всех тех, кто не проклял себя, отказавшись от цусан гараг. Ваши имена придадут остроту лезвию моего меча, и именно таким способом ты будешь служить мне и далее.
Орзун ни разу не отвел взгляда от примарха.
— Могу я задать вопрос, повелитель, — обратился он твердым голосом. — Сколько братьев отреклись?
Хан одарил его холодной улыбкой, словно сам вопрос был нелепым.
— Ни один, — ответил примарх и пронзил сердце Орзуна.
— Сколько таких, как он? — спросил впоследствии Арвида.
— Немного, — ответил Есугэй. — Мне сказали, что даже Хасик не давал клятвы на крови.
— Значит, Хан не сильно ранит Легион, казнив их.
— Легион — нет, — сказал Есугэй. — А вот себя очень сильно.
Ближе к концу шторма усилились. Арвида знал о пылающем над облаками огромном эфирном барьере. Тот окольцевал планету, возникнув словно в результате ядерного взрыва и окружив мир бурлящей завесой варп-вещества.
В тот момент было легко утратить надежду. Тысячный Сын достаточно хорошо ощущал, что ни один корабль не сможет пробить такую преграду, а значит покинуть Просперо невозможно.
Но уверенность никогда не уходила. Арвида тратил сокращающиеся силы на тщетные поиски пищи и воды и отражение нападений прозрачных психонойен, когда те приближались. На первое место вышло выживание, подчеркивающее его странствующее существование.
Воин сохранил карты. Время от времени, когда молния сверкала особенно ярко, и он мог разглядеть находку более отчетливо, Арвида вынимал колоду и тасовал ее. Подходящие для толкования комбинации не выпадали — он видел фоски, чередующиеся с изображениями королей, ученых и бесов с когтистыми ногами. Если карты когда-то и обладали силой гадания, то она исчезла.
Или же, возможно, карты по-прежнему говорили правду, просто он больше не мог видеть то, что они ему показывали.
Корвид не помнил, когда в последний раз спал. Он бесконечно брел по руинам, изредка разговаривая с собой, чтобы сохранить рассудок. Все, что он слышал — удары грома, приглушенный грохот падающей каменной кладки и едва слышимый шепот призраков.
По какой-то причине его потянуло назад в центр. Несмотря на опасность, его извилистый маршрут привел его туда, где все началось. Он увидел огромную гору пирамиды Фотепа и несколько часов смотрел на нее. Площадь Оккулюм была поблизости, мерцая призрачным танцем своих странных стражников.
— Чего ты ждешь? — спросил Белый Шрам.
Арвида посмотрел на него. Он уже знал его имя — Орзун. Воин был мертвенно бледным, а в груди зияла смертельная рана.
— Я не знаю, — ответил корвид.
— Ты взял карты.
— Взял.
— Брось их.
— Почему ты этого хочешь? — холодно улыбнулся Арвида, понимая бессмысленность разговора с призраком. — Почему ты вообще чего-то хочешь от меня?
— Все это уроки для тебя, — сказал Орзун. — Происходящее — картина, а мы — мазки кистью.
Арвида проигнорировал слова. Ни его, ни Белого Шрама на самом деле здесь не было.
— Чего ты ждешь? — снова спросил Орзун, словно на видеоповторе.
— Не знаю, — как и прежде ответил Арвида.
Затем, далеко на севере, где лежал остов старого «Пса войны» и по-прежнему были разбросаны в пыли доспехи павших братьев Арвиды, он почувствовал толчок. Легионер резко поднял голову. Затем встал, вглядываясь в темноту.
Глаза ничего не видели, но корвид почувствовал, как варп-оболочку мира на миг пронзили. Где-то среди руин что-то изменилось.
Он направился туда, выбирая маршрут к возмущению. Ему следовало идти осторожно. Тот, кто обладал мощью пробить завесу, мог также обладать силой убить его.
— А чего ты ожидаешь от них, брат? — спросил Орзун, исчезая во тьме за спиной Арвиды. — Спасения?
Арвида не ответил, продолжая идти.
— Они могут забрать тебя с собой, — продолжил Орзун, — но тогда они переманят тебя. У них теперь своя война, а ты всего лишь оружие в ней. С чего ты взял, что они будут отличаться от тех, кто пришел раньше?
Голос Орзуна стал растворяться в завывании ветра.
— А как же изменение плоти, брат? Когда ты им скажешь о ней?
Но к этому времени Арвида уже не слушал. Он понятия не имел, кто прорвался в его безлюдный мир, но это было хоть что-то. Впервые за долгое время, а у него не было возможности узнать насколько долгое, он был не один.
Когда Арвида проснулся, то уже знал, что должен делать. Он в последний раз оглядел свою каюту на «Буре мечей», а затем начал облачаться в доспех. Закончив, он увидел степень дисколорации на руках. Она распространилась за ночь, поднимаясь под кожей. Он чувствовал завершенность психического восстановления, так как Есугэй был опытным наставником. Но провидец бури ничего не знал о долгое время не проявляющемся проклятии XV Легиона. Когда Арвида надел шлем, герметичное уплотнение болезненно сдавило опухоль на шее.
Перед выходом Арвида открыл металлический ящик под кроватью и вынул маленькую коробку. Затем открыл двери и выскользнул в коридор.
Формально «Буря мечей» находилась в ночном периоде, и освещение было тусклым. Хотя тысячи членов экипажа по-прежнему работали, движение между палубами немного уменьшилось, что облегчало задачу Арвиде.
Он двигался незаметно, передвигаясь способом, которому научился, когда ускользал от призраков. Воин открыл свой разум, разглядывая похожие на ветви коралла пути будущего.
Он узнавал о перемещении людей раньше них самих, и пользовался этим, чтобы оставаться незамеченным. Корвид ждал, пока путь перед ним не очищался, а затем спешно проходил его, тут же выявляя других членов экипажа, которые в скором времени окажутся поблизости.