Едва минуло девять, месье Пасьен пробормотал что-то, ни к кому не обращаясь:
– Ya quelque chose, – сказал он, – Nous suit[8].
– Что он сказал? – спросил Хиггинс.
– Он сказал, что там внизу что-то есть, – ответил Килиан, – кто-то нас преследует.
Хиггинс посмотрел на бурные волны вокруг. Не было видно ничего, кроме воды. Он спросил:
– Как, чёрт возьми, можно знать это?
Килиан пожал плечами:
– А как вы с одного взгляда на столбик цифр замечаете, что в нем что-то не так? Интуиция.
Старик убавил обороты двигателя, и "Аван" замедлил ход почти до полной остановки. Теперь они едва двигались, отчего болтанка, казалось, ещё усилилась. Рот Хиггинса наполнился слюной, и он несколько раз сглотнул. Было четверть десятого, когда одно из удилищ резко изогнулось и леска начала стравливаться не просто быстро – стремительно. Катушка взвыла, как футбольный свисток.
– Ваша очередь, – сказал Килиан Мергатройду и извлёк удилище из гнезда на борту, чтобы передать его на кресло. Мергатройд вышел из тени и занял свое место. Он защёлкнул зажим и твёрдо сжал левой рукой рукоять удилища. Катушка, здоровенное изделие фирмы "Пенн Сенатор" размером с пивной бочонок, продолжала стремительно раскручиваться. Он начал поворачивать регулятор фрикциона.
Нагрузка на руки возросла, удилище изогнулось, но леска продолжала стравливаться.
– Затягивайте сильнее, – сказал Килиан, – не то он всю катушку размотает.
Банковский служащий напряг бицепсы и ещё подтянул регулятор. Конец удилища изгибался всё дальше вниз, пока не оказался на уровне его глаз. Бег лески замедлился было, но тут же возобновился, как ни в чем не бывало. Килиан наклонился и посмотрел на регулятор. Отметки на дисках стояли почти напротив.
– Этот разбойник выдает восемьдесят фунтов, – сказал он, – придётся затянуть ещё.
У Мергатройда начала болеть рука, пальцы на рукояти одеревенели. Он довернул регулятор, и отметки оказались точно одна напротив другой.
– Всё, хватит, – сказал Килиан, – это значит – сто фунтов, предел. Возьмите удилище обеими руками и… держите.
Мергатройд с облегчением взялся за рукоять второй рукой, ухватился покрепче, упёр подошвы своих туфель в подставку, сдвинул ноги и откинулся назад. Ничего не изменилось. Рукоять удилища стояла вертикально, а кончик по-прежнему смотрел в море на уровне его глаз. И леска продолжала стравливаться – медленно, но верно. Остаток на катушке таял на глазах.
– О, господи! – сказал Килиан, – Ну и здоровяк. Он тянет сто фунтов, как салфетки из коробки. Держись, мужик!
От волнения его южноафриканский акцент усилился. Мергатройд плотнее сдвинул ноги, сжал пальцы, напряг кисти, предплечья и бицепсы, согнул спину, склонил голову и держался что было сил. Никогда раньше ему не приходилось противостоять усилию в сто фунтов. Наконец, три минуты спустя, катушка перестала вращаться. Кто бы ни был там, внизу, он только что стравил шестьсот ярдов лески.
– Вам лучше пристегнуться, – сказал Килиан. Он перекинул ремни сначала через одну руку Мергатройда, затем через вторую. Ещё два ремня он обернул вокруг груди и один, широкий, пропустил между бёдер. Все пять ремней он защёлкнул в центральный замок на уровне живота и туго затянул. Бёдрам стало полегче, но зато ремни сразу стали натирать плечи через хлопчатобумажную ткань тенниски. Тут Мергатройд впервые заметил, насколько усилился солнечный жар. Ничем не прикрытую кожу бёдер начало покалывать.
Старик Пасьен повернулся к ним, продолжая рулить одной рукой. Он с первого момента наблюдал за тем, как стравливалась леска. Внезапно он произнёс:
– Marlin.
– Вам повезло, – пояснил Килиан, – кажется, вы подцепили марлина.
– А это хорошо? – спросил побледневший Хиггинс.
– Это самый желанный приз для рыболова-спортсмена, – сказал Килиан. – Есть богачи, которые приезжают сюда год за годом, тратят кучу денег и не могут поймать марлина. Но он задаст вам жару – как никто за всю вашу жизнь.
Хотя леску больше не травило и рыба шла теперь за катером, сопротивление не ослабевало. Конец удилища по-прежнему указывал вертикально вниз. Рыба тянула с усилием от семидесяти до девяноста фунтов.