– М-м… – с недовольным видом промычал Илья.
– Дезислава уже видел? – беспокойно спросил Александр, пока собеседника не накрыла очередная волна брюзжания.
– Да, он уже в сознании, всех в капсуле подбадривал шутками. Невероятный всё-таки человек, почти лишился ступни, но ухитрился остаться маяком надежды для окружающих.
– Узнаю, в его характере, – со смехом мимолётной радости ответил Мирмидонов, но вдруг нахмурился. – Только прибыли в «Вавилон», а уже такие трудности, десятки смертей, что же будет дальше?.. Надеюсь, это последнее испытание для нас. Хотелось бы вернуться домой с головой на плечах.
– Мечтать не вредно, поживём – увидим, – уныло ответил Илья, чем вновь вызвал небольшую улыбку у Мирмидонова. – Что забавного?
– Когда в водовороте событий есть якорь постоянства, это обнадёживает.
– Ты о чём? – растерялся Илья, а Мирмидонов вновь улыбнулся.
В течение следующих двух недель стали известны подробности их прорыва сквозь астероидный пояс. Главной потерей стал один из восьми плазменных двигателей, из-за чего общая скорость «Вирджинии» упала на двенадцать процентов, а поворот вправо стал более затруднительным. Несколько других двигателей получили незначительные повреждения, но капитан Текер заверил Вильяма Бугмена, что пока его сто семьдесят седьмой корпус будет занят исследованием первой планеты, команда звездолёта по возможности попытается восстановить все повреждённые двигатели. Также во время прорыва в систему «Вавилона» погибло более пятидесяти человек, а не менее сотни получили тяжёлые ранения. К сожалению, запасов кибер-частей для протезов на всех не хватило, но инженеры и механики звездолёта пообещали, что за год сумеют решить и эту проблему, чтобы все могли работать на все сто процентов.
Корпус «Вирджинии» тоже получил повреждения, и не самые простые. Почти все щиты левого борта перегорели и нуждались в ремонте, носовой щит мог выдать в турборежиме не более двадцати процентов покрытия, что оставляло большие бреши в носовой обороне. Бронепластины внутреннего корпуса и сталь-пластовая внешняя оболочка двух бортов была испещрена небольшими дырами и вмятинами, почти все бортовые отсеки и коридоры были разгерметизированы и нуждались в срочной починке. Ремонтные команды уже работали снаружи, устраняя проблемы, чтобы внутренние бригады могли вновь накачать кислород в отсеки и заняться ремонтом изнутри.
Во время открытия одного такого отсека был найден странный предмет – непривычно ярко-серого цвета, а форму было проще всего описать как стреловидную, словно осколок брони. Несмотря на комфортную температуру во внутренних отсеках «Вирджинии», неизвестный осколок оставался совершенно ледяным, а состав его молекулярной сетки не поддавался разумному анализу. Ни одна группа учёных не смогла разгадать загадку данного объекта, даже сама Алиса Караулова с совершенно удивлённым лицом призналась, что такого она ещё не встречала. Осколок был словно каменный, но при этом реагировал на тесты как металл. Мирмидонов тоже лишь разводил руками и мечтал достать лежавшее в вакуумных ящиках грузовых челноков научное снаряжение, но достать до высадки его невозможно. Иначе вакуумная среда ящика перестанет быть таковой, и когда они будут проходить атмосферу планеты, тряска может повредить части оборудования.
Отложив интересную загадку в сторону, Мирмидонов с нетерпением ждал новости, что они вот-вот достигнут первой планеты из их списка. «Вирджинии» уже удалось собрать более детальную информацию о первом месте высадки, четвёртой планете. Хотя её обозначение и было Земля-Двадцать Один, экипаж звездолёта уже наименовал её Николина, что в переводе со старого языка Земли означало «победа людей».
Николину на шестьдесят процентов покрывала водная среда, а суша занимала всего около сорока процентов. На её северном полюсе находилась возвышающаяся гора льда, напоминающая Олимп из древних мифов, только чрезвычайно холодный. Южный полюс на удивление был диаметральной противоположностью Олимпу – группа активных вулканов периодически извергались по очереди, держа над собой постоянное облако дыма. Мирмидонова, однако, сильно обрадовал тот факт, что климат планеты был приятными и фактически шёл от холодного на севере до жаркого на юге.
Всего на Николине оказалось ровно пять континентов. Команда решила для начала высадиться в северном полушарии, на самом большом континенте, который тянулся почти сквозь всю планету по параболе, оканчиваясь в центре южного полушария. Континент экспедиционная группа на очередном брифинге окрестила «Лиадейн». Также Мирмидонов наконец услышал на встрече то, что больше всего не давало ему спокойно спать: «Высадка через два дня».