ЛАНЦЕЛОТ: Почему?
БУРГОМИСТР: Потому что нервы у меня в ужасном состоянии. Я болен всеми нервными и психическими болезнями, какие есть на свете, и, сверх того, еще тремя, неизвестными до сих пор. Думаете, легко быть бургомистром при драконе?
ЛАНЦЕЛОТ: Вот я убью дракона, и вам станет легче.
БУРГОМИСТР: Легче? Ха-ха! Легче! Ха-ха! Легче! (Впадает в истерическое состояние. Пьет воду. Успокаивается). То, что вы осмелились вызвать господина дракона, — несчастье. Дела были в порядке. Господин дракон своим влиянием держал в руках моего помощника, редкого негодяя, и всю его банду, состоящую из купцов-мукомолов. Теперь всё перепутается. Господин дракон будет готовиться к бою и забросит дела городского управления, в которые он только что начал вникать.
ЛАНЦЕЛОТ: Да поймите же вы, несчастный человек, что я спасу город!
БУРГОМИСТР: Город? Ха-ха! Город! Город! Ха-ха! (Пьет воду, успокаивается). Мой помощник — такой негодяй, что я пожертвую двумя городами, только бы уничтожить его. Лучше пять драконов, чем такая гадина, как мой помощник. Умоляю вас, уезжайте.
ЛАНЦЕЛОТ: Не уеду.
БУРГОМИСТР: Поздравляю вас, у меня припадок каталепсии. (Застывает с горькой улыбкой на лице).
ЛАНЦЕЛОТ: Ведь я спасу всех! Поймите! Бургомистр молчит.
ЛАНЦЕЛОТ: Не понимаете?
Бургомистр молчит. Ланцелот обрызгивает его водой.
<…>
БУРГОМИСТР: Поздравляю вас, у меня легкое помешательство. (Упирает одну руку в бок, другую изгибает изящно). Я — чайник, заварите меня! <…> Вскипятите меня!
Важно, что это никак не связано с вопросами физического или политического выживания: шутовство Бургомистра, скорее, раздражает Дракона, чем забавляет его. Однако оно ни в коей мере не является фрондой: Бургомистр абсолютно последовательно проводит угодную Дракону политику во всех, даже самых мелких, вопросах — и не позволяет себе ничего, кроме грубой лести. Похоже, что подобные выходки Бургомистр устраивает исключительно из любви к искусству.[217]
Интересно охарактеризовать эти выходки именно с точки зрения искусства. Это весьма узнаваемая футуристическая «заумь» в её раннем варианте. Например такие пассажи, как:
БУРГОМИСТР: За мной, воскликнул аист, и клюнул змею своим острым клювом. За мной, сказал король, и оглянулся на королеву. За мной летели красотки верхом на изящных тросточках. Короче говоря, да, я посылал за вами, господин Ланцелот. <…> В магазине Мюллера получена свежая партия сыра. Лучшее украшение девушки — скромность и прозрачное платьице. На закате дикие утки пролетели над колыбелькой. Вас ждут на заседание городского самоуправления, господин Ланцелот. <…> Зачем растут липы на улице Драконовых Лапок? Зачем танцы, когда хочется поцелуев? Зачем поцелуи, когда стучат копыта?
вполне адекватно смотрелись бы в любом тексте Давида Бурлюка, Елены Гуро, или кого-либо из эгофутуристов. А изумительная сцена снабжения Ланселота «оружием» —
БУРГОМИСТР: Медный подносик назначен щитом. Не беспокойтесь! Даже вещи в нашем городе послушны и дисциплинированы. Они будут выполнять свои обязанности вполне добросовестно. Рыцарских лат у нас на складе, к сожалению, не оказалось. Но копье есть. (Протягивает Ланцелоту лист бумаги). Это удостоверение дается вам в том, что копье действительно находится в ремонте, что подписью и приложением печати удостоверяется. Вы предъявите его во время боя господину дракону, и всё кончится отлично. Вот вам и всё. (Басом). Закрывай заседание, старая дура! (Тоненьким голосом). Да закрываю, закрываю, будь оно проклято. И чего это народ всё сердится, сердится, и сам не знает, чего сердится. (Поет). Раз, два, три, четыре, пять, вышел рыцарь погулять… (Басом). Закрывай, окаянная! (Тоненьким голосом). А я что делаю? (Поет). Вдруг дракончик вылетает, прямо в рыцаря стреляет… Пиф-паф, ой-ой-ой, объявляю заседаньице закрытым.
могла бы украсить какую-нибудь поэму позднего Кручёных, наподобие «Случая в нумерах» (особенно хорошо это видно при попытке читать данный текст как белый стих).
После гибели Дракона и захвата власти Бургомистр сразу же перестаёт «ломать ваньку». Однако любовь к искусству его не покидает. Напротив: Бургомистр, получив власть, устраивает для собственного увеселения настоящие театральные представления — одно из которых изображено в начале третьего действия пьесы.
Театральность происходящего (вплоть до технических деталей режиссёрской работы) здесь тщательно подчёркивается:
ГОРОЖАНЕ: (тихо). Раз, два, три. (Громко). Да здравствует победитель дракона! (Тихо). Раз, два, три. (Громко). Да здравствует наш повелитель! (Тихо). Раз, два, три. (Громко). До чего же мы довольны — это уму непостижимо! (Тихо). Раз, два, три. (Громко). Мы слышим его шаги!
Входит ГЕНРИХ: (Громко, но стройно). Ура! Ура! Ура!
1-Й ГОРОЖАНИН: О славный наш освободитель! Ровно год назад окаянный, антипатичный, нечуткий, противный сукин сын дракон был уничтожен вами.
ГОРОЖАНЕ:. Ура, ура, ура!
1-Й ГОРОЖАНИН: С тех пор мы живем очень хорошо. Мы…
ГЕНРИХ: Стойте, стойте, любезные. Сделайте ударение на «очень».
1-Й ГОРОЖАНИН: Слушаю-с. С тех пор мы живем о-очень хорошо.
ГЕНРИХ: Нет, нет, любезный. Не так. Не надо нажимать на «о». Получается какой-то двусмысленный завыв: «Оучень». Поднаприте-ка на «ч».
1-Й ГОРОЖАНИН: С тех пор мы живем очччень хорошо.
ГЕНРИХ: Во-во! Утверждаю этот вариант.
<…>
БУРГОМИСТР: (горожанам). Спасибо, господа. Я и так знаю все, что вы хотите сказать. Черт, непрошеная слеза. (Смахивает слезу). Но тут, понимаете, у нас в доме свадьба, а у меня остались еще кое-какие делишки. Ступайте, а потом приходите на свадьбу. Повеселимся. Кошмар окончился, и мы теперь живем! Верно?
ГОРОЖАНЕ: Ура! Ура! Ура!
БУРГОМИСТР: Во-во, именно. Рабство отошло в область преданий, и мы переродились. Вспомните, кем я был при проклятом драконе? Больным, сумасшедшим. А теперь? Здоров как огурчик.
Таким образом, Бургомистр просто сменил амплуа: из актёра-одиночки он становится сценаристом, режиссёром и главным героем собственного театра. При этом меняется эстетика: вместо мрачной абсурдистской клоунады на сцене ставится помпезное действо (хотя и не без макабрических ноток[218]), вполне соответствующее духу «соцреализма».
Итак, Бургомистр — это довольно злая пародия на футуриста, некогда наносившего «пощёчины общественному вкусу», а впоследствии занявшегося его формированием в интересах государства. Это, в общем, вполне соответствовало той идейной эволюции, которую прошли все отечественные футуристы: те, кто не бросил творчества вообще (как Кручёных) и не эмигрировал (как Шершеневич), стали вполне благополучными советскими «асеевыми», добросовестными помрежами Главного Режиссёра советского спектакля.
Вернёмся, однако, ко смысловым перекличкам между текстами пьесы Шварца и творения Кручёных. Несмотря на крайнюю невразумительность текста «оперы», там имеется несколько запоминающихся мест, которые обычно и цитируются. На них следует обратить особое внимание.
Например, очень известная сцена «победы над Солнцем»:
(Входят несущие Солнце — сбились так, что солнца не видно):
МНОГИЕ: — Мы вырвали солнце со свежими корнями
Они пропахли арифметикой жирные
Вот оно смотрите
Как ни странно, тема «арифметики» применительно к Дракону-Солнцу постоянно и сознательно педалируется. Собственно говоря, если мир Ланцелота — это мир символический (см. Третий эпизод), то мир Дракона — это мир чистой аритмологии, голого счёта. Изучая текст пьесы, можно заметить, что для описаний Дракона (его внешности, свойств, действий) постоянно используются числительные. Это не случайность: числительные практически «зарезервированы» за Драконом и его слугами.[219]
Исключение составляют исторические даты, которые упоминает Шарлемань — однако, это единственное (и весьма красноречивое) исключение только подтверждает правило: Дракон и его присные датами как раз не пользуются, а историю откровенно не любят. Их стихия — не время, а пространство с его направлениями, а также находящиеся в этом пространстве исчисляемые предметы.
217
Сам Дракон, однако, говорит следующее: «Знаешь, почему бургомистр притворяется душевнобольным? Чтобы скрыть, что у него и вовсе нет души»
218
Например:
БУРГОМИСТР: <…> Мы быстро и скромно совершим обряд бракосочетания, а потом приступим к свадебному пиру. Я достал рыбу, которая создана для того, чтобы её ели. Она смеется от радости, когда её варят, и сама сообщает повару, когда готова. А вот индюшка, начиненная собственными индюшатами. Это так уютно, так семейственно.
219
Ланцелот практически не пользуется числами для описания объектов. Только в одном месте, упоминая Жалобную Книгу, он говорит, что она «исписана