— Распорядители, ко мне! — грозно скомандовал Велихан.
Эдуард Гаврилыч уже бежал по направлению к сцене со всех ног.
— Главное, не матюгайся! — умолял на бегу Эдурд Гаврилыча. — Инспектор не выносит матюгов!
— А ты не забудь, как его правильно по имени и отчеству, — огрызнулся в ответ Гаврилыч. — Инспектор не любит, когда его имя и отчество коверкают…
Эдуард Гаврилыч вскарабкался на сцену.
— Ага! — взвыл Велихан. — Это вы авторы безответственного номера, которого, кстати, не было вообще?
— Позвольте оправдаться! — выдохнул Эдуард.
— Валяй!
Надо думать, от страха и быстрого бега все мысли в голове Эдуарда перепутались, потому что он открыл рот и единым духом выпалил:
— Ингерман Велиханович… — и тут же осекся, поняв, что допустил фатальную ошибку.
Инспектор побагровел.
Гаврилыч ошеломленно посмотрел на Эдуарда.
— Ебс, — только и смог выговорить Гаврилыч. — Сам же предупреждал…
— Вон отсюда! — заорал Велихан. — Я до вас еще доберусь.
Эдуард посмотрел на Гаврилыча, Гаврилыч посмотрел на Эдуарда.
— Вон! — снова дико заорал инспектор.
Эдуарду Гаврилычу не оставалось ничего другого, как только убраться из помещения клуба вон.
— Я еще с вами поговорю! — неслось им вслед.
— Вот и снова мы с тобой под выговор подпали, — сказал Эдуард, когда закончилась финальная головомойка.
— Да, — скорбно кивнул Гаврилыч. — Причем не просто под выговор, а… как это…
— С предупреждением, занесением в личное дело и постановкой на вид, — сформулировал Эдуард. — Проще говоря, еще один проступок — и нас вычистят на пенсию.
— Хреново, — сказал Гаврилыч.
— Да уж…
На столе перед Эдуардом Гаврилычем лежал листок бумаги. Гаврилыч тоскливо толкнул листок толстым пальцем.
— А это что за дерьмо?
— А это, — ответил Эдуард, — постановление. По которому мы обязаны ликвидировать тот бардак… который тут — в Колонии X — развели. Так и написано.
— Ликвидируем, — вздохнул Гаврилыч. — С чего начнем?
— Как с чего? С Раскольникова, конечно, и с этого Черного Плаща. Раскольников вообще в последнее время распоясался. Сколько старух своим топором на кусочки разрубил. Ты знаешь, что он даже частное предприятие организовал? ЧП «Нарубим бабок».
— Знаю, — сказал Гаврилыч.
— Кстати, откуда взялся еще этот селезень? — продолжал Эдуард. — Что-то я не помню, чтобы в нашу колонию прибывал герой с таким именем. И вообще герой-селезень — я о таком и не слышал.
— Посмотрим по спискам, — сказал Гаврилыч.
— Посмотрим по спискам, — согласился Эдуард.
Из ящика стола была извлечена толстая папка. Эдуард склонился над исписанными мелким почерком листами.
— Черный барон, — начал читать он. — Джек Черная Борода… Чак Норрис… Че Гевара… Черноморские герои… Шерлок Холмс…
— А он-то почему на «Ч»? — удивился Гаврилыч.
— Потому что — частный детектив, — пояснил Эдуард и продолжал:
— Четыре мушкетера… Чук и Гек… Слушай, нет тут никакого Черного Плаща.
— Как это может быть? — не поверил Гаврилыч. — Он что — не отмечался в списках прибывших?
— Должен был отметиться, — сказал Эдуард. — Хм… Странно. Ладно, пока оставим этого селезня и перейдем к другому вопросу.
— А что у нас за другой вопрос?
— Раскольников.
— Я за ним уже послал, — заметил Гаврилыч. — Его сейчас должны задержать и привести сюда. Вот — слышишь топот? Наверное, его ведут.
За дверью кабинета и правда раздавался дробный топот. Это стучали копыта подручного Эдуарда Гаврилыча кентавра Борисоглебского. Борисоглебский в свое и жизни-до-смерти был человеком, да не простым — а известнейшим бегуном на дальние дистанции, поэтому и возродился в Загробных Мирах в виде кентавра. Эдуард Гаврилыч очень ценил своего подручного, поскольку тот способен был догнать любого нарушителя, как бы быстро этот самый нарушитель ни передвигался. К тому же все поручения Борисоглебский выполнял по-спортивному — с огоньком и задором. Вот и сейчас, проскакав галопом в кабинет, подручный участкового взмахнул гривой и проржал:
— Физкульт-привет!
— Привет, привет, — откликнулся Гаврилыч. — А где задержанный?
— А нет его, — весело ответил кентавр. — Всю колонию обскакал, нигде не нашел. Как сквозь землю провалился ваш Раскольников. А частное предприятие его «Нарубим бабок» ликвидировано.
Эдуард присвистнул.
— Это что же получается? — задумчиво проговорил он. — Не колония, а проходной двор какой-то… Одни приходят, другие уходят. И это при том, что по закону пределы колонии покидать запрещено. Да и нельзя никак выбраться за пределы — цутики магический забор воздвигли, чтобы наши герои не разбежались. И куда Раскольников подевался? И откуда на наши головы Черный Плащ свалился?
— А может быть, он просто спрятался, — предположил Гаврилыч. — В смысле — Раскольников?
— Исключено, — мотнул гривой Борисоглебский, — я всех героев опросил. Они Раскольникова давно уже не видели. Пропал он. А прятать они его не будут. Он тут всем надоел, никто его не любит.
— Да не мог Раскольников просто исчезнуть! — воскликнул Эдуард. — Это невозможно!
— Значит, возможно, — проворчал Гаврилыч. — Эх, если инспектор про этот бардак узнает — точно нам кранты! Когда он обещал с повторной комиссией прибыть?
— Скоро, — ответил Эдуард. — Не успеешь оглянуться.
— Ну, я поскакал? — спросил застоявшийся на одном месте Борисоглебский. — А то у меня еще рысистые испытания. С тремя богатырями. С Ильей Муромцем, Добрыней и этим… поповским сыном… Алешей!
— Скачи, — разрешил Гаврилыч, а Эдуард не разрешил.
— Погоди, — сказал он. — Рысистые испытания потом. Не до них сейчас. Сначала попробуй отыскать нам Черного Плаща.
— Кого? — наморщился Борисоглебский.
— Черного Плаща, — повторил Эдуард.
— Не знаю такого, — сказал кентавр.
— И я не знаю, — вздохнул Эдуард. — А тем не менее он есть.
— Сейчас я опишу тебе этого урода, — встрял Гаврилыч. — Знаешь, такой мерзкий селезень с отвратительным носом… клювом… У него мерзкие крылья, поганые лапки и такой чудовищный черный плащ…
— Вот и решена проблема недостатка населения, — пробормотал Никита, натягивая набедренную повязку.
— А я-то старался с этими голубокожими… Нет, самое интересное, что в Первом Загробном секс возможен только после соответствующего укола, а здесь— в любое удобное время в порядке рабочей дисциплины. Атмосфера, что ли, такая тут?
— Не атмосфера, — басовито, хотя и томно ответила Мария. — Магическое заклинание, наложенное цутиками. В любых других загробных мирах секс неестественен, поэтому возможен только при искусственной стимуляции. Уколы, например, как в Первом Загробном, или еще что…
Никита огляделся вокруг. Он вдруг почувствовал себя неловко. Мария замолчала. И чтобы что-то сказать, Никита снова огляделся по сторонам и позвал:
— Мария? Вы еще здесь?
— Во-первых, я еще здесь, — немедленно откликнулась Мария, — вернее, ты еще здесь. А во-вторых, мы с тобой давно перешли на «ты». Не помнишь?
Никита не помнил.
— Ты обещала отпустить нас, как только я…
— Отпущу, — сказала Мария. — Летите себе на здоровье. И спасибо за все.
Сразу после этих слов в душном еще воздухе пещеры материализовался полуцутик.
— Пожалуйста, — ответил он за растерявшегося Никиту. — Так мы пойдем?
При взгляде на хитрую рожу полуцутика Никита вдруг мысленно предположил, что никуда Г-гы-ы не улетал. Подглядывал — это вполне в его стиле. А предположив это, он еще больше заторопился.
— Улетаем, улетаем, — сказал он. — А где попугай?
— А здесь, — проговорил Г-гы-ы, запуская палец себе в ухо. — Я его уменьшил немного, чтобы он не потерялся.
Полуцутик извлек из собственного уха нечто похожее на толстого комара, взмахнул этим комаром, подул на него, и на пол пещеры упал совершенно ошеломленный Степан Михайлович — сильно помятый и все еще в обличье попугая.
— Степа хо-роший, — прохрипел Степан Михайлович. — Дай сахар-рок…