— У людей с плохим зрением обычно обостряется слух, — нехотя пояснил и продолжил завтрак. — Ты громко дышишь.
— Почему собрался сам? — этот вопрос интересовал больше, чем первый.
Неужели он и правда настолько обижен, что теперь уволит? Или хотя бы как-нибудь накажет. Заставит чистить туалет, к примеру. Или еще что мерзкое придумает.
— Я же тебе не доверяю, — пожал плечами и медленно встал.
Вот, значит, как! Ну и добирайся до корпуса сам, раз такой умный! Идиот, я же всего лишь хотела помочь. Вот же придурок. Я, конечно, не стала озвучивать различного рода ругательства, но вот своё предложение смогла, хоть и было сложно держать себя в руках. На такое замечание Артём удивлённо уставился в мою сторону, о чем говорили его приподнятые брови, выглядывающие из-за очков.
— Ты хочешь потерять работу? — угрожающе прошипел и стиснул челюсти с такой силой, что желваки «заходили».
— Да уж лучше без работы, чем с таким придурком, — злобно выплюнула и собралась уйти, но один очень настырный и бескультурный парень в самом прямом смысле преградил выход и, нащупав на столешнице шкафа графин с водой, взял его в руки. Я всё никак не унималась. — Что, во рту от такого даже пересохло? Никто небось и не называл тебя придурком?
Мне удалось запомнить его скривившиеся в злобной ухмылке губы и ритмично вздымающиеся ноздри перед тем, как этот урод принял своё последнее неправильное решение в жизни. Одно мгновение — крышечка хрустального графина летит на пол и разбивается. Ещё одно — и всё его содержимое оказывается на мне. Макаров с особым остервенением и удовольствием выплеснул всю воду прямо мне в лицо, четко угадав его расположение.
Капли медленно сползали вниз по моим волосам, разбиваясь о пол. Огромный ком обиды и, кажется, слёз застрял в горле и мешал не то что говорить, он не давал дышать. Я открыла рот и пыталась успокоиться, привести своё душевное состояние в норму.
— Остынь, хамка, — добавил Артём и поставил кухонную утварь на место с таким невозмутимым и гордым видом, будто сейчас не сделал пакость девушке, а поймал преступника и заставил сознаться во всех мыслимых и немыслимых деяниях.
Было очень больно. То ли душа, то ли ещё какой-то орган щемил в груди. Внезапно проснулось желание провалиться сквозь землю, оказаться на северном полюсе и никогда не видеть этого болвана, не знакомиться с ним, да и его дурацкую группу тоже не слышать. Я была зла на весь мир, а больше всего на саму себя. Это же надо так опростоволоситься было, когда пошла просить прощения. Нельзя изменять своим принципам, нужно было подумать об этом раньше! Он стоял молча с крайне довольным видом, сложив руки на груди и совершенно не догадываясь, насколько сделал больно своим поступком. Я, собравшись с силами, оттолкнула его с прохода и пулей вылетела из квартиры. Нужен свежий воздух, много, очень много.
Задыхаясь от собственного бессилия и жалости к себе, я бежала в сторону местного озера, а точнее, старой качели, притаившейся в заросли больших сосен, берёз и тополей. Случайные прохожие провожали странным долгим взглядом девушку с синими волосами, несущуюся в сторону леса. Мне нравилось это место своей безлюдностью и всепоглощающим спокойствием, которое накатывало сразу, стоило только оказаться рядом. Стайка густо накрашенных представительниц прекрасного пола достаточно громко захихикали, едва встретившись со мной на узкой тропинке. Какие-то смутно знакомые размытые лица у них.
— Соколова, ты, оказывается, и плакать умеешь! Не знала, — запричитала одна из них. Альбина. Я сразу узнала эту стерву по голосу, стоило ей только открыть свой поганый рот. — Так значит ты не такая уж каменная, как о тебе говорят в универе.
— Отвалите от неё, — ещё один знакомый голос раздался, когда компания осталась позади за спиной. Вот только память упорно не желала вспоминать его обладательницу.
Громкий хохот удалялся с каждой секундой, а я была всё ближе к цели. Наконец из-за деревьев проглянул небольшой до боли знакомый пятачок. Никого не было ни на скамейке, ни на качели, что несказанно радовало. Две верёвки, привязанные с двух сторон небольшой и не очень широкой досочки, крепились к толстой ветке сосны, которая то и дело скрипела при раскачивании. Я подошла к этому творению неизвестного человека, мысленно поблагодарив его за такое замечательно место, села и несильно оттолкнулась ногами от земли. Ветер быстро подхватил и начал трепать мои волосы, постепенно осушая заплаканные глаза. Здесь я снова становилась маленькой девочкой.