Шел 1947-й, по-военному еще голодный год. Округа родной деревни бабы Лены на Смоленщине была усеяна гранатами – «лимонки» валялись прямо на поверхности земли везде: в лесу, на дороге, в «усадьбах». Мальчишки разряжали гранаты и добывали из них тол. Этим взрывчатым веществом глушили рыбу, тем и питались.
Ленин брат, семиклассник Вася, и его друг Сашка пришли разряжать гранаты под две вербы, стоявшие на подворье бабилениной семьи. То ли Сашка не вовремя окликнул, то ли что-то другое его отвлекло, но Васенька молоточком вместо винтика хряпнул по капсюлю. И граната взорвалась. Рядом взорвалась другая, потом другая, и еще, и еще! Громыхнуло так, что вскоре на всю деревню (хотя какая там деревня, шестнадцать домов только) кричали: «Вася подорвался!»
Прибежала сестра Надя и заголосила: «Ленка, Ленка, Вася по ту сторону поленницы кидает пальцы!» Левая рука у него была разворочена, в беспамятстве он теребил висящие на лоскутьях кожи пальцы, отрывал и разбрасывал. «Собирай, мы их дома похороним», – сказала Лене более взрослая Надя.
Они зарыли Васины пальцы под тремя березами, на небольшой возвышенности. Там они, отдельно от брата, и похоронены – под посаженными Васенькой березами, на его любимом, самом памятном месте.
Если бы эта нередкая в те времена трагедия случилась под городом или хотя бы в районном селе, может быть, Васю удалось бы спасти. А так – телегу смогли найти только с одним колесом и без днища. Пока колеса по близлежащим деревням собирали, пока отец потолок разбирал, чтобы половицей дно закрыть… Довезли только до соседней деревни покрупнее, где имелся ветврач. Тот даже осмотреть Васеньку не успел.
«Жизнь прожить не поле перейти, – это любимая бабиленина присказка. – Все надо прожить, все перенести…»
Нет, не поле, баба Лена, ох, не поле…
Вторая байка будет забавной и немного неприличной, хотя что тут скажешь – совершенно житейская история. Святочное гадание, правда, крепкую жизненность сюжета несколько подпортило, ну да ладно! В название так и просится рифма «Про Лёньку да Маньку», ан нет. История эта про Марию, Лёньку и то, как свекровь работала секс-инструктором.
На колхозной конюшне служили мать и сын, отпрыск же считался местным дурачком. Двенадцать малых деревень объединили небогатое послевоенное хозяйство в коллективную собственность, и все в округе знали о совсем невеликом Лёнькином умишке. Кто за такого дочь замуж отдаст? Вот мать и решила искать невесту в «дальних странах» – за двадцать пять километров от дома. Транспорт у них, у конюхов, всегда под рукой – запрягай да езжай.
Дело было зимой, Святочная неделя в разгаре. А в другой, дальней, деревне тем временем девушки гадали. На столе – белое полотно, стакан, а в стакане – венчальное кольцо. Все в лучших традициях святочного фольклора: «Суженый мой, ряженный, выйди, покажись», только из кольца лицо появится, только с краями стакана сравняется – срочно зеркалом закрывай!
Пришла очередь Марии гадать. И, конечно, по издавна завизированным законам сценария, в кольце показался человек, да какой! В поддевке, длинным кнутом подпоясанный, на голове шапка-ушанка набекрень. И рот до ушей! Девушки эту рожу, лишенную мужеского шарма, зеркалом накрыли, посмеялись, казалось бы, можно и забыть большеротого. Но не тут-то было! Под вечер в ту деревню приехали сваты из бабилениного колхоза, постучали в первый попавшийся дом. А жила там крестная двух девушек-сирот, одной из которых и была Мария.
«Покажи-ка, – гости дорогие говорят, – нам красную девицу, нам ее высватать вот как требуется!» И рукой на одинокий мужской кадык показывают. Кума, у которой и своя-то семья немаленькая, да тут еще крестницы-сиротки, повела их знакомиться.
Мария как увидела этого Леньку, так сразу и узнала суженого из проклятого кольца, чтоб его в качель. И стала плакать: «Не пойду я за него!» Она ведь, чтобы вам стало уж совсем неловко перед несчастной жертвой обстоятельств, была настоящей красавицей: светло-русые волосы волной, коса ниже колена, ямочки на щеках.
Но матери – крестная и Лёнькина – сумели ее уговорить. Будущая свекровь всё достатком соблазняла.
«Я старая уже, а сколько у нас скотины: три коровы, овец сорок голов, свиньи, куры, утки, гуси! – и знала, чем сманивать, в деревне только хозяйством и жили. – Умру, и ты надо всем этим богатством начальницей останешься, да и в семье, с таким-то мужем, старшая будешь. Сама себе хозяйка».
Серьезный аргумент, между прочим, по тем временам.
Уговорили, привезли в деревню, свадьбу сыграли. И «горько!» кричали, но мать не успела жениху ценные указания дать, поэтому на свадьбе вовсе без поцелуев обошлись.