Я слышал лишь о Храмовниках Яриуса, и так подозревал, что именно они используют магию света, как паладины Ордена Света из моего прошлого мира. А в своих ощущениях я не сомневался.
Для всей Троецарии… да, наверное, и для всей Тахасмии будет неожиданным ударом, если вдруг окажется, что безобидные чудики-лиственники вдруг дадут отпор за вечные притеснения.
Я растянулся в улыбке, потому что прекрасно помнил те приёмы, которыми с нами делились бывшие паладины Ордена Света. И уж кое-чему я пацана обучить смогу.
Другой вопрос — зачем? Неужели именно поэтому меня сюда направил Отец-Небо?
Я оглянулся ещё раз на Луку — сам белобрысый, бледная кожа, и не особо-то он похож на южанина. Что, Отец-Небо, и в нём тоже капля бросской крови?
Да ещё и эта молитва Вечному Древу…
«Молитвы надо исполнять!» — так, кажется, было мне указано?
Совесть цапнула меня за душу, когда я подумал, что если не узнавать в подробностях, о чём там Лука молился Вечному Древу, то и не надо будет ничего исполнять.
А Морката вообще сказала, что мне на север идти надо. А она так-то богиня… Да ещё и жена.
— Громада, видит Маюн, приоделся ты занятно, — взгляд барда пробежался по мне, когда я чуть приспустил завязки доспеха из-за жары и снял душный шлем, — Где ж ты раздобыл дружинную бронь, да ещё и своего размера?
Усмехнувшись, я повёл плечами:
— Не совсем по размеру, кое-где натирает…
— И ткани, я посмотрю, нашиты непростые.
Всё же, бард не уставал меня удивлять. Ну ладно, музыкальный талант, или тот же острейший слух. Но, смердящий свет, он и магию умеет распознавать?
— Ну, а что ты удивляешься? Браслет «паранойи» я и так знаю, был у меня такой, — Виол поморщился, — Не такой, а немного… как бы это сказать… ну, для других целей.
Мои губы тронула улыбка. Сколько бывает видов таких артефактов, я примерно знал, и не составило труда догадаться, каким именно мог пользоваться бард.
— Он был настроен на женские взгляды? — спросил я.
— Громада, ты и вправду многое знаешь… Кстати, видит Маюн, я без него и не догадался бы, что супруга северного царя ко мне неравнодушна, — Виол хихикнул, — Ты наверняка знаешь, что кто-кто, а властные особы умеют скрывать свои чувства посильнее некоторой магии.
Тут бард был прав.
— Ты охмурил её, чтобы вызнать какие-то секреты Хладограда? — спросил я.
— И да, и нет. Сколько страсти в ней было, ты бы знал! Северянки знают, как раскалить постель до красного… — тут Виол осёкся, — Громада!
— Что?
— Маюнова грусть! Я вспомнил! — и, сбиваясь от волнения, он сказал, — Там, в темнице, стража сегодня обсуждала… Этот послушник, который со зверем был… — Виол качнул головой назад, и зашептал, — Его спросили про брошь на груди медоежа.
Я достал из топорища припрятанную маленькую «брошь хозяина» — красный камешек с оправой-лапками.
— Да, да! Я только очнулся тогда, плохо соображал. Меня же по голове стукнули, когда люди Сидора ворвались.
— Виол, что ты слышал.
— В общем, ту же самую фразу, что «жарче северянок в постели нет». И поэтому Сидор отправил такой подарок в Моредар… — Виол хлопнул себя по лбу, — А я-то думал-гадал, что они всё шутили про соль и лёд? Мол, лёд в соль положили, или наоборот?
Я похлопал Виола по плечу:
— Вот теперь ясно.
— Ты знаешь, громада, куда её повезли?
Поджав губы, я несколько мгновений сомневался, стоит ли обо всём рассказывать барду. А потом всё же рассказал о том, о чём Виол, будучи в темнице, ещё даже не слышал.
О Ефиме и разрушенном маяке, об Агате Ясной, и о том, что она слышала о Тёмных Жрецах…
— Не может такого быть, — бард был поражён, — Ефим⁈ И вдруг Тёмный… хотя-я-я… — он стал задумчиво тереть подбородок, — Агата Ясная, это Дочь Луны из Монастыря Холода? Наставница Креоны?
— Да, именно так. Она выяснила, что под Моредаром есть ещё один Тёмный. Кровавый Левон, как его называют.
— Все ниточки так и ведут к Моредару… Говоришь, Агата отплыла на Остров Магов предупредить Совет?
Я кивнул:
— Да, должна была…
Бард снова крепко задумался. И вдруг спросил совсем не то, что я ожидал:
— Громада, а почему у тебя вздрагивает голос, когда ты говоришь имя Агаты Ясной?
— Кха… — я аж поперхнулся, — Ах ты ж грязь!
Виол, растянувшись в улыбке, сразу примирительно поднял руки.
— Да ну показалось, видит Маюн!
Моё спасение пришло, откуда не ждали…
— А почему Бам-бам не любит сухари? — донёсся голос Луки.
Он всё пытался скормить сухарик медоежу, но тот не особо им интересовался. Всё обнюхивал и беззлобно морщил нос.