— Предатели, везде предатели, — заворчал я, наконец подтаскивая мага к нашему маленькому форпосту.
Здесь прибавилось воинов, появилась ещё троица. Неплохо, неплохо, теперь у нас уже пятеро дружинников.
С виду подкрепление было гораздо опытнее, и поэтому они недоверчиво выставили клинки, глядя на моё приближение.
В этот момент прямо в прогал между телегами вбежало четверо лучевийских воинов, вооружённых длинными гнутыми клинками. Вот только цербер передал мне об этом чуть раньше, и поэтому вся ватага, едва забежав, получила широкий удар жердью по ногам. Крутанув своих посохом, я сбил всех четверых, с удовольствием слушая треск ломаемых ног.
Вот только от этого замаха у меня перед глазами потемнело. Но я всё же успел увидеть, как дружинники набросились сверху на лучевийцев, пригвоздив их мечами к земле.
Анфим очнулся и, заметив меня, сразу зашикал на бойцов:
— Это свой!
— Да видим уже, дюжинник.
— Я бросс Малуш… — прохрипел я, чувствуя, что ещё чуть-чуть, и потеряю сознание, — Малуш…
— Мать вашу-перемать! — Анфим, раскрасневшись, попытался встать, но тут же и свалился.
Кутень быстро нашёл вражеских лучников, стерегущих нашу сторону, и устремился их расшугать. В этот момент меня подхватили и протянули между телегами.
Раненого мага сразу передали целителю, а я просто свалился рядом, закрыв глаза. Бросская кровь, конечно, хороша, но во мне давно торчито несколько стрел… Некоторые уже обломались, правда.
Тут я почувствовал, что меня рывком перевернули, а затем по моей груди расплылось тепло. От облегчения я открыл глаза и увидел над собой ладони целителя. Всё такой же бледный, он деловито выполнял свою работу.
— Ваша кровь чудная, она сама отзывается на мои усилия, — скромно потупив взгляд, прошептал лекарь.
Закончив прогревать рану у меня в рёбрах, он вдруг схватился за обломок торчащей стрелы и дёрнул. Пальцы у него оказались неожиданно сильными, и зазубренный наконечник довольно легко вышел.
Я стиснул зубы, когда эти же пальцы, раскалённые, как кузнечная заготовка, вонзились в рану. В нос пахнуло запахом палёной плоти… Смердящий свет!!!
А этот лекарь дело своё знает, лишней хренью вроде «настраивания чакренных контуров на самоисцеление» не страдает. Это всё можно потом, в спокойной обстановке полевого госпиталя, а сейчас с ранеными разговор короткий.
Прижёг рану, остановил кровь, дунул живительной магией или вытянул скверну, если таковая имеется… А потом раненый уже должен сам на себя надеяться.
Кутень, почуяв мою боль, уже оказался рядом. Зашипев с вершины сваленной телеги, он оценил обстановку и снова унёсся обозревать поле боя. И то, что он мне показывал, было не слишком радужным.
Нападающих лучевийцев было очень много, и действовали они по простой схеме. Пытались окружить наш обоз и убивали всех — и пленников, и заговорщиков, и охранников.
Бойцы Яроша потихоньку пробивались обратно к нам, но их отвлекала лишь половина лучевийского отряда. Другая половина развлекалась здесь, и на данный момент их останавливал только мой Кутень, да редкие вспышки нашей обороны.
Пленников в клетках перебили практически всех, как и заговорщиков, пытавшихся сбежать через поле.
Одна из карет со свидетелями, работниками таверны, ещё уцелела. Вокруг неё, кстати, образовался довольно крупный очаг сопротивления, огрызающийся даже стрелами. И там были не только дружинники, но и маги из отряда Анфима.
Поднявшись повыше, цербер показал мне кое-что ещё. На дороге, далеко позади нашего каравана, неспеша двигался довольно крупный конный отряд, над которым реял флаг. С трудом, но я вспомнил, что это герб кнеза Солебрега.
Один хороший конный рывок, и они бы легко отбили карету. Но этот отряд двигался неторопливо, хотя они явно видели дым, а может, даже слышали звуки боя. Так поступают, когда не уверены, чью сторону принять… Или имеется некая договорённость.
— Так, хватит, — я отодвинул руку целителя и показал на мага с тряпкой у шеи, — Им займись.
В груди у меня уже не холодело, а раны на руках и ногах не были такими уж фатальными. Потом любой зачуханный знахарь справится, и даже я сам, если займусь восстанавливающей медитацией.
— Анфим, кто-то из твоих очень крупно вас подставил, — проворчал я, сдвигаясь к краю телеги и обозревая горящее поле своими глазами.
— Ты о чём, мать твою перемать? — дюжинник попытался встать, но снова свалился.
— Вам нельзя вставать, господин Анфим, — целитель тут же подхватил его под мышками.
Тот попытался оттолкнуть его, но так и сел, покачивая закружившейся головой.