Борьба с Бездной в попытке сохранить жизнь моей дочери. Борьба с глупостью бога-брата, который вознамерился давным-давно нарушить равновесие, из-за чего этот мир может просто перестать быть.
А ещё попытка обратить своё племя в правильную веру… Ведь этот чёртов бросс-лиственник Малуш как-то узнал, что бог Хморок перед исчезновением узнал истину о Древе.
Нас трое в этом теле, у каждого различная судьба, но сейчас мы стали единым целым. И все наши цели пока что естественным образом объединены в одну — двигаться к Северу.
— Господин?
Я не знал, что будет, когда окажусь у развилки. Когда цели будут слишком разными, и надо будет делать выбор. Кто возьмёт верх?
— Господин!
Сейчас я помню себя исключительно как Всеволода Десятого, с редкими проблесками хморочьего гения, и совсем уж редким праведным бурчанием Малуша. С одной стороны, это замечательно, потому что я преобладаю…
Но прошлое Тёмного Жреца подсказывало мне, что истинные дирижёры всегда в тени, и только позволяют мне заправлять балом.
— Бросс Малуш, твою мать-перемать! У нас нет времени.
Не сразу я понял, что меня окликают, и с трудом сфокусировался на недовольном лице Анфима. Тот стоял в коридоре поодаль, сложив руки на груди, и кивал мне двигаться дальше.
Прямо подо мной, задрав голову, стоял паренёк-прислужник, который, видимо, тщетно пытался меня всё это время дозваться. Хмыкнув, я двинулся за ними.
Когда Анфим развернулся, продолжая путь, произошла неожиданность… Служка, двигаясь впереди, вдруг поднял руку — в его пальцах был зажат крохотный цилиндрик бумаги.
Не чувствуя ничего, кроме удивления, я взял записку. И, мысленно надеясь, что посылатель ведал о моей варварской грамотности, развернул её.
Бард, к счастью, писал довольно разборчиво и крупно: «Громада, Лука и Бам-бам пристроены. Скажи Феокриту: „Не каждый поцелуй несёт сладость“».
Я сунул записку под перчатку и, чуть сосредоточившись, превратил её в пепел. Признаться, со вторым рангом мне стало намного легче делать такие фокусы.
Одновременно я почуял, как уплотнился воздух в коридоре, появились всполохи света под потолком, и мои нервы загудели от предчувствия смерти. Вот же я вестник тупости, об этом совсем не подумал…
Анфим резко обернулся и, подняв руки, сотворил пальцевую печать. Тут же давление исчезло, свечение под потолком потухла, и моя интуиция перестала выть раненым цербером. Кажется, я останусь жить…
— Варвар, чтоб тебя Яриус сжёг! — Анфим всплеснул руками, — Какого рожна ты творишь⁈
Я не придумал ничего лучше, чем просто сделать морду кирпичом. Бросс Малуш не виноват.
— Второй ранг только получил, — сказал я, тыкая в свежую татуировку на шее, — Да и новый источник этот. Не утерпел, захотелось проверить, что изменилось…
— В стенах крепости его величества Нереуса Моредарского, в коридоре казармы его славной и верной дружины… И ты решил поколдовать⁈
Я молча пожал плечами.
— У нас в горах… — начал было я, но Анфим только простонал.
Потом покачал головой и, развернувшись, махнул рукой следовать за ним. Служка, который всё это время стоял бледный, как моль, даже не оглянулся на меня.
Улыбаясь во все тридцать два зуба, я двинулся следом. Ох, смердящий свет, как же удобно быть варваром — ничего не надо объяснять. И даже магу-варвару, оказывается, многое сходит с рук.
Тут же мои мысли вернулись обратно к барду. Вот же Виол, вестник хитрости, смог меня удивить… И всё же приятно чувствовать его незримый контроль за ситуацией.
Жилище Анфима, расположенное на третьем этаже, включало в себя несколько комнат. Советник Феокрит обнаружился в главной зале, сидящий в вычурном деревянном кресле с чашей вина в руке.
Надо полагать, издалека я бы и не отличил советника и дюжинника. Если только по цвету мантий, которые те носили — у Феокрита, как магистра, она была более роскошной.
Голубая, с широкими наплечниками, увешанными украшениями. С золотой и серебристой тесьмой, продетой в ткани и вышитой в различные узоры. Вообще, серебро с золотом плохо смотрится вместе, но портные, работавшие над нарядом советника, своё дело знали.
Анфим, едва увидев Феокрита, сразу же вспомнил, в каком он сам состоянии, и раздражённо бухнулся на диван. Я же на мгновение остановился на входе, а потом сделал шаг, чувствуя, что буквально погружаюсь в ауру советника… Смердящий свет!