Дел усиленный упырь натворит, это да, но к концу дня всё равно погибнет. Странно, что они тут ничего об этом не знают.
Ну, и во-вторых… Да, дрищавый свет, такое стыдно не знать! Упырь — наполовину искусственное существо. Тёмный маг сам придумывает формулу яда, и если она сложная, то противоядие может знать только он. Даже магическими травами можно лишь отсрочить превращение.
— А кто такая эта твоя Сияна? — вдруг спросил я.
— Да ты… — Виол поперхнулся, до того я его удивил, — Это ж… ох, Маюнову лютню мне в задни…
Нашу содержательную беседу прервал далёкий вскрик колдуньи:
— А-а-а!!!
— Что за⁈ — Виол подскочил, настороженно всматриваясь в заросли.
Помимо женского визга моего слуха коснулось и полудохлое ворчание упыря. Значит, какая-то обессиленная тварь наверняка ещё не сдохла в тени густой травы, и колдунья сдуру на неё наступила.
Да ну тупицы вы светлые! Вот теперь точно, если не найти противоядие, эта идиотка отбросит свои северные копытца.
— Эти твари ещё здесь, да? — бард отскочил в сторону за дубиной, принял воинственную позу и закружился, всматриваясь в заросли, — Креона, беги сюда!
Я молча сидел, потирая зудящие следы от браслетов и кандалов. Следовало подумать, что делать дальше.
Эх, колдунья хороша, не то слово. Я надеялся на её магический дар, а вот с её упрямством сражаться у меня планов не было. Теперь, наверное, легче оставить её помирать, чем искать способы исцелить…
— Не сиди, громада! — Виол подскочил, схватив меня за плечо, и тут же завыл, когда я заломил ему руку, прижав к земле.
— Никогда, грязь, не смей меня трогать, — прошипел я, а потом отдёрнул руку. Да чтоб тебя, Всеволод, надо менять привычки, ты уже не Тёмный Жрец.
Если тебе нужны спутники, надо работать над своим поведением. Это не скопище властолюбцев, которые все как один бегут во Тьму за силой, и не лизоблюды, которые копошатся у ног властителей в ожидании объедков.
К этим двоим нужен другой подход. Едва я об этом подумал, как у меня появились первые дельные мысли.
— Ты ж… ослиный крик… Маюновы слёзы тебе… в почки… — бард кое-как поднялся, проверяя, на месте ли рука.
— Из… изви… — просипел я, с трудом поворачивая языком. А, не получается, расщелину мне в душу!
— Извилин тебе не хватает, — закончил я, — Рефлексы у меня такие. Приём «святая ветвь», не слышал?
— Чего? — у того отвалилась челюсть, — Вас что, в Храме Древа этому учат⁈
— Да, — я серьёзно кивнул, — Секретную армию праведников набираем. Скоро пойдём вас, грешников, учить настоящей вере.
Бард судорожно сглотнул, а я криво улыбнулся:
— Шутка!
Тут же улыбка исчезла с моего лица, и я кивнул, направившись в заросли:
— Следуй за мной, грязь… Да чтоб тебя, смердящий свет! Человек…
— Я Виол.
— Да, да, один из двоих.
Глава 6
Пришлось тоже протопать по берегу, обходя болотце. В холодной топи ещё даже не успели закрыться следы колдуньи.
Следом за мной чавкал бард, вооружившийся той самой дубиной, которой он убил упыря. Едва он, выйдя из травы, погрузился в топь, как сразу попрыгал к глубине:
— Вода-а-а!!! — и плюхнулся, забыв о колдунье.
Не дожидаясь его, я обошёл заросшее озерцо, сделал несколько шагов по шуршащей траве, и увидел Креону.
— Да гнус небесный! — вырвалось у меня, когда я увидел, кто её укусил.
Какая-то незнакомая девушка с узким разрезом глаз, рыжеватая, в обрывках платья — она ещё даже не успела до конца обратиться. Хотя локти уже заметно заострились, а ноги выгнулись так, что коленки торчали чуть-ли не над лопатками. Она почти вся почернела, но её деформированная челюсть всё ещё впивалась в икру Креоны, и губы подрагивали.
Сама чародейка лежала ничком и не двигалась, даже не реагируя. Девушка-упырь чуть не сломала ей ногу, зажав икру стальными пальцами.
Мокрый Виол как раз выбрался сбоку, раздвигая траву, и вытаращил глаза:
— Маюновы слёзы мне в печень! — он разглядывал картину, почему-то прижимая к себе дубину, будто её могли отнять.
А впрочем…
Я вырвал дубину из его рук и, коротко размахнувшись, метнул её в заросли, прямо над головой хладочарки. Послышался короткий взвизг кикиморы, и испуганное удаляющееся шуршание.