Ну, так я-то бросс. А много ли ещё таких воинов у Вайкула?
Я окинул взглядом помещение. Если хочешь кого-то оставить в безопасности, лучше места не найти.
— Брат-лиственник, — слабым голосом обратился сидящий в коридоре проповедник, — Разве так мы поступаем?
Его слова всё же меня тронули, и я повернулся в недоумении. Рядом с лохматым лиственником сидела Вайю, играющая с Кутенем и с интересом слушающая беседу.
— Ты ведь обманул заблудшую душу… Он предал тех, кто всего минуту назад были ему друзьями. Теперь что они сделают с ним?
Я на миг даже растерялся. Да, продрись небесная, что за чушь он несёт?
— Я убил их? — всё же спросил я.
Лиственник сокрушённо покачал головой, причём жест этот был для него явно привычным — так он, наверное, промывал мозги уже многим «заблудшим душам».
Но только он не на того напал.
— Брат…
Я перебил:
— Я дал ему выбор?
— Но ведь, обманывая, ты становишься таким же, как и они, –поспешно вставил проповедник, почуяв, что в спорах я подкован, — Путь в тысячу шагов на сторону зла начинается с одного маленького шажочка. Впуская в сердце зло по крупицам, ты наполняешь его, как чашу, и однажды она…
Он замолчал, когда мои губы тронула едкая улыбка. Лохматый видел перед собой бросса — огромного вспыльчивого варвара, который явно не обладает богатым умом. Но мой взгляд говорил ему об обратном.
Я прекрасно видел ту ересь, которая и в моём мире подточила Орден Света изнутри. Раньше на стороне Света были могучие и великие воины, которые знали, за что они проливают кровь — свою и чужую. А потом тот Орден Света, который они защищали всю жизнь, просто отказался от них.
Это нанесло неизгладимую рану в сердце этих воинов, заложило сомнения в правильности пути. Ну, что ж, Тёмное Жречество поспешило этим воспользоваться. Согласились не все, у некоторых вера не дрогнула. Но те, кто встал на сторону Тьмы, сделали нас намного, намного сильнее.
Поэтому мне было смешно слушать эти проповеди лиственника.
— Я восемнадцать лет служил злу, — небрежно бросил я, — И в чашу я плеснул сразу, дополна. Но, хвала твоему Древу, теперь я на твоей стороне.
— Но… но… — такого ответа тот не ожидал, — Но брат мой, у него же теперь нет шанса…
— Вот ты мне скажи, брат, — язвительно буркнул я, сгребая его в охапку, правда, довольно аккуратно, — Скольких ты наставил на путь истинный?
Тот улыбнулся:
— Есть такие счастливцы, коих я привёл под сень Святого Древа. Это греет моё сердце, и это…
— Сколько из них потеряли жизнь за свою веру? — спросил я.
Лицо лохматого сразу помрачнело — видимо, я угадал, были и такие среди его паствы. В этот момент я занёс его в открытую камеру, посадил у стены.
— Но они взойдут побегами на ветвях Древа, — очнувшись, замотал головой проповедник, — Древо учит, что не оставит ни одного своего…
— А остались бы живы, — перебил я его, — Получается, ты убил их?
— Брат мой, это не слова святолиственника!
— Я всего лишь использую против тебя твоё же оружие, — я вышел из темницы.
Бард в это время закончил сооружать конструкцию из дубинок, верёвки и арбалета, отобранного у стражников. Второй такой арбалет лежал тут же, рядом.
— Знакомая мелодия, — усмехнулся я, глядя на конструкцию.
Получалось, если всё-таки у охранников получится открыть дверь на свободу, самому первому в дверную щель влетит арбалетный болт.
— Громада, видит Маюн, я должен не только на струнах женской души тренькать.
Виол встал, отряхивая руки с гордым видом. Конструкция не выглядела надёжной, скорее одноразовой, но большего и не требовалось. Мы, конечно, обыскали стражников, но всего нельзя было предусмотреть.
— Так, помоги-ка мне, — сказал я, сунув барду в руки второй арбалет и провожая в открытую камеру.
— А, что?
— Ваше высочество, — улыбнулся я, дёргая и девчонку за плечо. Аккуратно топорище с цербером переехало в мои руки.
Я действовал максимально нежно, но получилось грубовато. Ну что ж, как умею, бросская мощь — это не шутки.
Втолкнув обоих в камеру, я показал на проповедника:
— Вот, смотрите…
— Что?
— Просто смотрите, — повторил я, закрывая дверь. С той стороны забарабанили, даже попытались толкать дверь, но я легко держал её одной рукой, поворачивая ключ.
Я же их и освобожу, если мой план удастся. А если…
Никаких если, Всеволод. В этом замке слишком много глупости и расхлябанности, и у тебя не может не получиться. Иначе какой же ты Десятый?