Посреди бульвара воздух разорвало визгом тормозов. На меня надвигалась оскаленная пасть автомобиля. Перед тем как лишиться чувств, я услышала вдалеке восклицания прохожих; их крики походили на взрывы смеха.
* * *
То был мой первый день в больнице. Утреннее происшествие казалось мне одновременно и близким — таким близким, что мне достаточно было повернуть голову, чтобы в очередной раз увидеть, как меня настигает автомобиль, — и далеким. Кто-то умер, говорила я себе, кто-то, у кого было мое лицо. Но эта маска с жесткими чертами, с безумным взглядом, которая, по моему представлению, была на мне, когда я бежала к морю, теперь, казалось, блуждала но комнате, как неприкаянный призрак.
Чтобы отделаться от нее, я решила подумать о Салиме. Но его больше не существовало. Подобно статисту в драме, он исчез сразу после того, как опустился занавес. И тем не менее разве в моих ушах не звучал его испуганный голос, пытавшийся меня удержать? Нет, то был голос другого. Он уже не принадлежал тому, с кем я встречалась: загадочному мужчине из порта, враждебной и ласковой тени, к которой я ринулась перед тем, как выйти одной на солнце.
К мужчине, оставшемуся там, я буду совершенно безразлична. К тому же он сам сказал: «Между нами все кончено…»
С этим я была полностью согласна. Это верно, первый хмель улетучился. Подобно морю, которое в час прилива проникает далеко в глубь суши, но потом постепенно отступает, опасаясь забраться туда, где оно рискует заблудиться, я тоже возвращалась в себя, с бесконечной усталостью в сердце.
— Ты проснулась?
Я повернула голову к входившей в комнату Лелле и улыбнулась ей:
— Входи.
Я подвинулась, чтобы она могла присесть на кровать рядом со мною. Она разглядывала меня ласково, с материнской заботливостью.
— Тебе уже получше?
— Да. Так, усталость небольшая.
— Тебе повезло: отделалась царапинами.
Царапинами! Я наблюдала за ней сквозь ресницы. Ее-то мне не придется открывать для себя заново, подумалось мне.
Просто возвращается она прежняя. Она погладила меня по лбу.
— У тебя температура?
— Нет…
Я взяла ее за руку. Хорошо, что она рядом. Я чувствовала себя под защитой, вдали от тех плохих дней. Во мне заговорила совесть. Почему бы не положить на ее колени голову и не рассказать ей все, как дитя матери?
— Фарид придет через час, — сказала она. — Я не хотела, чтобы ему говорили что-нибудь до того, как я сама здесь побываю. Зато теперь дома все спокойно…
Я слушала ее. Сейчас я признаюсь…
— Что вам сказали о происшествии? — начала я.
Нам сообщили, что тебя сбил автомобиль, что какой — то прохожий взял на себя труд отвезти тебя в больницу…
— А почему же ты не спросишь, где была Мина, — ведь уходили-то мы вместе?.. Потому что тебе известно, — продолжала я, видя, что она не отвечает, — тебе прекрасно известно, что я была не с ней… О Лелла, мне надо столько тебе рассказать!..
— Да? — насторожилась она.
Я уже заранее радовалась, предвкушая, какое это счастье-иметь молодую, ласковую, красивую мать…
Но тут открылась дверь. Появилась медсестра и монотонным голосом объявила:
— К вам посетитель, мсье Салим аль-Хадж. Пришел справиться о вашем здоровье.
— Скажите ему, что я сплю.
Он сказал, что будет ждать. Ему необходимо с вами увидеться.
Медсестра не успела выйти, как Лелла вскочила на ноги.
— Что она сказала? — выговорила она, заикаясь.
Продолжая пребывать в радужном настроении, довольная тем, что это вмешательство облегчит мое признание, я ответила:
— Это как раз тот самый «прохожий», это…
Но тут я запнулась, только сейчас удивившись реакции Леллы. Я обернулась к ней: она была бледна. С безвольно повисшими руками она выглядела ошеломленной. Передо мной стояла теперь совсем не та женщина, что находилась тут минуту назад. Я закончила, но уже медленно:
— Это Салим аль-Хадж.
Лелла вздрогнула, но смолчала.
— Я велела передать ему, что я сплю, — с тайным злорадством продолжала я. — Он ждет.
— Он не должен сюда войти! Не должен!
Я так и не поняла, что означал этот повышенный тон: испуг или властность. Тогда я, сама дивясь тому, как открыто нападаю, спросила:
— Так ты его знаешь?
Лелла круто обернулась, но, прежде чем ответить, заставила себя сесть. Явно силясь овладеть собой, она лишь сумела пробормотать:
— Нет… Я боялась, что он войдет прямо сейчас.
— Ну и что? Вуаль-то на тебе! — заметила я.
— Да, конечно… — Поколебавшись, она заговорила с неожиданной энергичностью: Но и тебе незачем с ним видеться! Это еще не причина, если он взялся тебя сопровождать… Его отблагодарит твой брат.
Я сознательно пригашала ее пыл. Мне хотелось сломить ее своим упорством.
— Странно, — протянула я с хорошо разыгранным недоумением. — Была минута, когда мне совершенно определенно казалось, что ты его знаешь!..
— Не говори глупостей, — ответила она с несколько пренебрежительной сухостью.
Я ничего не добавила. Я еще долго пребывала в задумчивости до тех пор, пока она решительным тоном не отчеканила, стремясь, видимо, чтобы после затянувшейся паузы это прозвучало весомо, как вывод:
— Я думаю, у тебя чересчур развитое воображение.
С этими словами она поднялась. Тут я посмотрела на нее, и в моем взгляде она, должно быть, прочла подсознательный, но упорный вопрос, потому что вдруг спросила меня тихим, почти срывающимся голосом:
— Да что ты от меня хочешь?
— Я? — не сразу отозвалась я, тараща глаза, как после пробуждения. Ничего.
Медсестра уже давно закрыла за ней дверь. На стенах бледнел день. Я размышляла о том, что вот впервые, в прохладе замершей комнаты, тишина окутала то тяжелое слово, которое я бросила между собой и Леллой. «Ничего»… Отныне я была уже не выздоравливающей, а воительницей, вновь начинающей вооружаться, и это, без сомнения, было еще ничего. Эта женщина вторично лгала мне прямо в глаза, и это тоже было еще ничего. Но я уже представляла себе, какими словами заговорю с Салимом. С Салимом, которого она, по ее утверждению, не знает и с которым я еще увижусь. До сих пор в глазах этого человека я привыкла искать лишь свое отражение. Отныне я буду подстерегать в них прошлое Леллы, этой женщины, к которой я, после того как едва не вверила себя в ее руки и не назвала мамой, вновь была готова пылать ненавистью.
Часть вторая
Глава X
После того происшествия я была вынуждена полмесяца оставаться в постели. Мне хотелось быть одной. В нашем доме пришлось бы сносить каждодневные визиты болтливых женщин. Лелла посоветовала, чтобы меня отвезли к моей сестре Шерифе, которая недавно переехала в новую квартиру в европейской части города. Я согласилась.
Квартира была просторной, светлой; ее только начали обставлять. Мне сразу же понравилась пустая комната, в которую меня поселили. Я попросила придвинуть кровать к окну; хотя оно и выходило на серую стену, лежа я получала возможность видеть кусочек неба, который и обшаривала взглядом долгими часами.
В первый же день меня навестила Мина. Я встретила ее с плохо скрываемой досадой. Последний наш разговор казался мне очень далеким. Я бы предпочла, чтобы она исчезла. Мне было неприятно, что она проникла в эту новую комнату.
— Я узнала о происшествии только сегодня утром. Как это случилось?
— Я смутно помню. Переходя бульвар, я увидела, что на меня наезжает машина; вот и все…
— Ты была одна?
— Нет. С Салимом. Он немного отстал…
Как это было хорошо вот так упростить реальность, вместив ее в несколько фраз, а потом и самой в это поверить. С Миной я могла бы начать и так: «Я затолкала Салима в темный коридор, где кинулась ему в ноги, принялась умолять…»
Мне не было бы стыдно описать эту сцену. Только я в нее уже не верила.