В доме Малфоя он получал целебную долю одиночества, дозированную компанию в виде улыбчивого и деликатного слизеринца и покой. Его просто никто не трогал, никто ни о чем не спрашивал, он был предоставлен сам себе, и ему это нравилось.
После того разговора, когда Драко ясно дал понять, что его чувство к Поттеру живо, с его стороны не было никаких поползновений. Малфой вел себя так, словно они были закадычные друзья. Мог вытащить Гарри в маггловский паб, слушал его разглагольствования о классической музыке. Когда начался учебный год, спрашивал его об учебе. Ему было интересно все, о чем рассказывал ему Поттер, а Гарри, в свою очередь, было интересно говорить. Он никогда столько не говорил о себе кому-то. Оказывается, это так приятно, когда тебя слышат…
С сентября в университете начались занятия. Гарри с головой ушел в учебу, особенно налегал на зелья, потому что знал, где у него главный провал. Язык кратких обозначений зельеваров сводился к постоянной зубрежке, и иногда Поттеру хотелось послать все подальше. Его нервы не выдерживали тупого заучивания терминов и закорючек их обозначающих.
По выходным Малфой таскал его на конные прогулки. Гарри познакомился с красивой белоснежной в яблоках лошадью слизеринца и влюбился. Он долго гладил большую морду, смотрел в умные голубые глаза и шептал комплименты её гриве и длинным ресницам. Малфой с усмешкой сообщил Поттеру, что лошадь — не барышня, и её не нужно так обхаживать, но уже через полчаса ревниво смотрел, как кобыла подчиняется любому жесту или слову Гарри.
Парень впервые побывал в магическом театре. До этого дня он и не подозревал, что существуют такие.
Это был восторг. Он смеялся и плакал, как ребенок. На сцене ставили комедию. Актеры исполняли свои роли вместе с магическими невербальными заклинаниями, и все светилось, искрилось, взрывалось, когда этого требовал сценарий. Декорации сами собой приходили в движение, волшебники, играющие главные роли, левитировали, переодевались с помощью какого-то особого заклинания из одного костюма в другой прямо на сцене. Больше всего Гарри понравился момент в самом конце, когда герой и героиня, преодолев множество препятствий, воссоединялись и дарили друг другу нежный поцелуй.
Проникновенная музыка, потрясающая актерская игра, особое заклинание света — и вот пара влюблённых в кольце из золотистого свечения, а за ними — радужное сияние, такое яркое и пронзительное, что Гарри действительно поверил в это лицедейство! После того, как занавес медленно закрылся, он вскочил на ноги, кричал «Браво!» и чуть не отбил себе ладони. Малфой рядом с ним сдержанно улыбался.
В октябре Драко позвал гриффиндорца на свою гонку, в которой участвовали сконструированные им машины, и, конечно, после победы, была пресс-конференция, фотографы, восторженные толпы фанатов. Гарри стоял в сторонке и с усмешкой наблюдал за тем, как Драко сыпал улыбки и подмигивания направо и налево, как он сиял и наслаждался вниманием. Этого у него было не отнять — Малфой любил восхищение окружающих, оно льстило его самолюбию. Кроме того, Поттер сам не замечал, как следил за движениями слизеринца, за тем, как он откидывает за спину свои золотистые волосы, как позирует фотокамерам, выставляя свою гибкую, ладную фигуру в самом приглядном свете, как взгляд его становится притягательным и в небесных глазах появляется озорной огонек.
— Ну что, Поттер, ощущаешь зависть? Теперь-то уж не ты в центре внимания? — беззлобно спросил Малфой, когда пресс-конференция кончилась.
Гарри с ухмылкой покачал головой.
— Ты неисправим!
После гонки была вечеринка, где Малфой ни на минуту не оставлял его одного. Он перезнакомил его со всеми своими коллегами и спонсорами, так что к концу вечера у Поттера уже голова шла кругом от имен. Но он ощущал странное чувство… Немного поразмыслив, парень понял, что это — свобода.
Он чувствовал себя выздоравливающим после долгой болезни, будто все, что было до этого осталось далеко в прошлом. И теперь оно не тревожило его так, как раньше. Мрачная фигура Северуса больше не висела над ним, ему больше не нужно было задумываться, какую реакцию вызовет тот или иной поступок у его старшего любовника, как он оценит его слова. Гарри впервые за много лет был предоставлен самому себе, и это опьяняло, развязывало руки, кружило голову.
Он взглянул на Малфоя, стоящего поодаль и весело болтающего о какой-то ерунде с… как её там звали — Милгред? — и почувствовал внезапную, сильную, безумную привязанность к нему. Поттер был восхищен тем, каким слизеринец стал несмотря на ужасающие события в его жизни.
Драко будто ощутил его взгляд, обернулся, посмотрел пытливо и вопросительно. А потом выражение его глаз поменялось. Он задержал свой взгляд на лице Гарри дольше и улыбнулся нежно и понимающе. Во взоре его появилась теплота, будто он считал с лица Поттера то, что давно хотел там увидеть. А Гарри не пытался и не желал этого скрывать.
Поздно ночью, когда они вернулись домой, оба немного пьяные, расслабленные, в хорошем настроении, на гриффиндорца внезапно напала нерешительность. Он отвечал на вопросы Драко невпопад, избегал его взгляда и даже пытался ретироваться в свою спальню, но в один прекрасный момент Малфой не выдержал и расхохотался.
— Вы, гриффиндорцы, такие замороченные, — проговорил он.
Гарри слегка нахмурился.
— В каком смысле?
Вместо ответа Драко приблизился к нему вплотную, дотронулся до ворота его рубашки невесомо, и ресницы его взлетели, когда он поднял на Поттера дразнящий взгляд.
Гарри понял внезапно, что с ним кокетничают, его соблазняют, и сам потянулся вперед к этим манящим алым губам, сладким, как мед.
Это был совсем другой поцелуй. Ничего подобного в жизни Гарри давно не было. Он ощущал, что целуют не его, а он сам владеет ситуацией. Малфой льнул к нему так нежно и так ласково его обнимал, что в душе у Поттера поднялось какое-то новое, забытое, исцелённое чувство. Щемящее и теплое, похожее на ласку солнечных лучей в зимнее утро.
Руки парня ожили. Он прижал гибкое тело Драко за талию к себе так осторожно, будто боялся, что оно рассыплется, исчезнет, упорхнёт сотней золотистых мотыльков. Но уже в следующее мгновение они нетерпеливо срывали друг с друга одежду, и характер их прикосновений поменялся.
Блондин потянул Гарри за руку к камину на медвежью шкуру. Терпения дойти до спальни у обоих не было. Поттер опрокинул его на спину, долго целовал и ласкал его руками, чувствуя, как все нарастает сладкая дрожь желания, наблюдая, как чувственно белое, словно фарфор, тело Малфоя изгибается под его прикосновениями.
— Драко, — не громче шепота, но небесные глаза, темные от желания, распахнулись тот час, — ты… уже был с мужчиной?
Улыбка с легким налетом иронии появилась на губах слизеринца.
— Да. Но спасибо, что спросил.
Гарри улыбнулся ему в ответ немного смущенно, и погладил его по бедру.
— Разрешишь мне?..
Малфой приподнялся на локтях, оказавшись совсем близко к лицу Поттера.
— Если ты не будешь каждый раз спрашивать моего дозволения, — жарко прошептал он ему в губы…
На утро Гарри проснулся с ощущением сладостной истомы во всем теле, а рядом, изящно изогнувшись в талии и уткнувшись лицом в сгиб локтя, спал Драко. Его чудные светлые, словно спелые колосья пшеницы, волосы разметались на подушке.
Перед внутренним взором Поттера внезапно мелькнуло непрошенное воспоминание о поле, и о такого же цвета пшенице, ласкающейся к ветру. Очертания старого дома… Гарри яростно мотнул головой. Этим мыслям здесь было не место. Он осторожно, чтобы не разбудить, обнял Малфоя и прижал его к себе, будто хотел оградиться, защититься им от своего прошлого. Драко сонно вздохнул и уткнулся носом в его плечо.
На рождество слизеринец сделал Гарри подарок. Когда Поттер открыл свою коробку, с трудом вытащив её из-под елки, он очень удивился. Коробка была слишком большая для двух желтоватых авиабилетов до Мальдивских островов и обратно.