- неожиданно обретая спокойствие, спросил Славка, - Что зря на аборт не пошла? - Не кощунствуй! - сквозь слезы крикнула мать, - Бог тебя покарает! Она залилась слезами, а Славка встал и вышел из комнаты. Он накинул куртку и вышел на улицу. Он ушел далеко, к линии железной дороги, и долго сидел на откосе, глядя на проходящие поезда. Ему хотелось вскочить в первый попавшийся, забиться на багажную полку и ехать, ехать, все равно куда, пока будет идти поезд... Хотелось оказаться там, где его никто не знает. 4. После майских праздников Славка пошел в школу. Ключица срослась нормально. Он шел туда, как по приговору, который вынес сам себе: отмучиться последние три недели, сдать экзамены и больше никогда никого не видеть. - Эй, пидор, а ну пойди сюда! - услышал он еще на подходе хрипловатый голос Капельки. Они стояли, как всегда втроем, и курили за углом школы. Не подойти было нельзя, и Славка приблизился. - Ты, козел, тебе не жить, понял? - проговорил Капелька, подходя вплотную и уже включив свой тупой взгляд, выискивающий место для удара, но неожиданно вмешался Монтик. - Пусть живет, - снисходительно проговорил он с затаенной злобой, - Мне отцу стоит сказать только, кто он такой, и он его сходу замочит. Вали отсюда, чмо! За партой Славка оказался один. Сидевший с ним раньше Михась, пересел к Женьке и вообще не замечал его. Сторонились Славку и остальные. Ему было неприятно, но он знал, что выдержать надо всего пятнадцать дней, и это вселяло мужество. На переменах он или оставался в классе, или уходил на «свое», как он окрестил его, место под крышу. Иногда туда к нему крадучись пробирался Женька сообщить о том, что происходит в классе, поскольку сам Славка ни с кем не общался. Женька во всем оказался прав - Монтик его не трогал, учителя тоже не доставали, а на экзаменах Славка преспокойно получил свои тройки. Классная руководительница за сочинение поставила даже четверку. При этом у Славки сложилось впечатление, что он получил бы их, даже не ответив ни одного слова. Труднее всего стало общаться с матерью. Помимо постоянных разговоров о покаянии и сидящем в нем бесе, после получения Славкой свидетельства, на следующий же день, она безапелляционно заявила: - Завтра пойдем с тобой в отдел кадров. На работу будем оформляться. - Куда - на работу? - не понял Славка. - Ко мне на фабрику. А учиться пойдешь в вечерку. Будешь работать и учиться, меньше дури будет. Да и времени не останется. - А ты спросила меня, хочу ли я на фабрику? - А я кормить тебя всю жизнь не собираюсь. Я тоже не хотела, а всю жизнь проработала. И уважают, и ценят. - Кто это тебя там уважает? - Все, - убежденно сказала мать, - Малолеток у нас не берут, а я попросила, мне навстречу пошли. - Осчастливили, - усмехнулся Славка. - Поработаешь, ничего с тобой не случится, и под присмотром будешь. В мою смену пойдешь на подсобку. А сюда какой твой содомит заявится или позвонит - увидишь, что будет. Возьму грех на душу, сама осрамлюсь, но весь дом узнает, кто ты такой. - Ты лучше сразу короткий поводок для меня купи, - посоветовал Славка. - Надо будет - куплю! - отрезала мать, и он понял, что спорить бесполезно. Так Славка оказался на фабрике. Определили его в цех комплектации, а основной работой была перевозка и переноска готовой продукции. От запаха резины першило в горле. Славке казалось, что он пропах ею насквозь, что этот запах стал составляющей его организма. Глаза не смотрели на грязные стены и выщербленный пол. Он стал привыкать и к грубости, и царящему мату. Впрочем, к последнему он привык еще в школе, и сам мог выдать нечто забористое, но здесь стеснялся. Рядом все время мать, да и остальные работницы при нем старались не материться. Женщин в возрасте вокруг было много, и они относились к нему снисходительно, как к сыну. Славка почувствовал, что отношение к матери здесь хорошее, но насчет уважения она явно заблуждалась. Уважением ни к кому вообще здесь даже не пахло. И мастера, и начальника цеха, и все остальное руководство волновал только план, который надо было давать любой ценой. И если что-то не ладилось на линиях или еще где, то назначались дополнительные смены и сверхурочные. Причем, не по желанию, а в добровольно-принудительном порядке. И сами рабочие охотно принимали такое с собой обращение. Многие даже радовались подработкам, как они это здесь называли, поскольку это давало хоть какой-то приработок к нищенской зарплате. Контингент состоял в основном из приезжих. Кто жил в общежитии, кто снимал комнату, и деньги были нужны всем. Прошли лето, осень. Славка начал посещать вечернюю школу, ничего общего не имевшую с той, в которой учился раньше. Здесь тоже царил беспредел. Можно было ходить, а можно и не являться. Можно учить, а можно не учить. Славка понял, что аттестат он получит в любом случае, и просто ходил высиживать время, чтобы не конфликтовать лишний раз с матерью. Да еще потому, что здесь он мог в открытую курить. Дома и на фабрике он был под бдительным оком. Друзей у него не было. Школьные отпали сами собой, а новых не появилось. Первое время позванивал Женька, но, нарвавшись несколько раз на отповедь Славкиной матери, перестал. Славка вошел в этот однообразный ритм и сам, наверное, не знал, зачем живет. Ему даже стало хотеться, чтобы поскорее забрали в армию, сам сходил в военкомат. Славка знал, что его не ждет там ничего утешительного, но это сулило хоть какие-то перемены в жизни... В тот мартовский день на фабрику поступил срочный заказ, и была сделана перетасовка смен, в связи с усилением ночной. Как Славкина мать не отказывалась, ее на месяц перевели в ночь. - Надо, Петровна, - сказал непререкаемо начальник цеха, - Ты у нас костяк, на кого я еще могу опереться? - Тогда и моего переводите, - потребовала мать. - Твоего нельзя, он несовершеннолетний. А что, он сам себе обед разогреть не сможет? - Вы всего не знаете. За ним глаз да глаз нужен. - Не тупи, Петровна. Парень, как парень, сами его знаем уже... Так Славка неожиданно получил месяц свободы. Это разбудило в нем дремавшие чувства. Точнее, они вовсе и не дремали все это время. Славка засыпал и просыпался, рисуя в мечтах близкого друга, но мечты оставались мечтами, а практическое воплощение происходило в ванне под струями душа. Каждый вечер, как только мать уходила на работу, он шел из дома, бродил по улицам, спускался в метро, поглядывая на привлекательных парней, но подойти и заговорить ни с кем не решался. Алексея он тогда заметил сразу, как только тот вошел в вагон. Он обратил на себя внимание не только тем, что был красивым парнем. Славке понравились его глаза. Почему-то ему показалось, что такой человек не сможет обидеть. Он заставил себя приблизиться к нему и встать напротив, а чтобы тот обратил на него внимание, как бы невзначай упереться в него коленкой. Никаких специфических способов знакомства Славка не знал... Автобус подъезжал к метро. Он был полупустым, и никто не мешал их беседе. Славка рассказывал, готовый замолчать в любой момент, если Алексей перебьет его, но тот слушал... - Пора выходить, - сказал Славка. - Да, - как бы очнулся задумавшийся Алексей и задал интересовавший его с самого начала вопрос, - А там, на кладбище, где я тебя заметил, кто похоронен? - Человек, - пожал плечами Славка. - Я понимаю. Но могила необычная. Кем он был: монахом, священником? - Да нет. Не был он ни монахом, ни священником, был простым церковнослужителем... Автобус остановился и они вышли. -...Но для меня это был самый близкий человек, - завершил Славка уже на улице. - Я что-то недопонимаю. Ты, что - имеешь какое-то отношение к церкви? При своем твердом убеждении насчет этой... как вы это называете... ориентации? - Лех, чтобы рассказать все, нужно много времени. В двух словах ничего не скажешь, извини. - А ты торопишься? - спросил Алексей. - Да вообще-то нет. - Может, нам посидеть где-нибудь? - он огляделся по сторонам, - Ну, хотя бы в том кафе? - Тебе это действительно интересно? - Было бы не интересно - не предложил. - Пойдем, - сказал Славка, и как тогда, двадцать лет назад, тряхнул спадавшей на глаза челкой. Они вошли в кафе и заняли столик в углу. - Чтобы никто не подсел, - сказал Алексей, кладя куртку на стул рядом. Славка последовал его примеру. Столик был на четверых, но в этот хмурый день особого наплыва посетителей не наблюдалось. Подошел молодой парень официант, положив перед ними меню. - Молодой человек, - обратился к нему Алексей, - Мы не гурманы, поэтому, для убыстрения дела - на ваше усмотрение. Нам просто надо посидеть, поговорить, и чтобы при этом на столе что-то было. Салат самый обыкновенный, горячее соответственно и... Что ты предпочитаешь? - спросил он Славку. - Крепкого не надо, - ответил тот. - Тогда, может быть, традиционное для мужской компании пиво? - Годится, - согласился Славка. - Миллер, Холстен, Левенброй, Крушовице, Балтика семерка? - спросил официант. - Мне все равно, - пожал плечами Славка. - Тогда Миллер, - сказал Алексей, - Для начала по кружке или по бутылке, как вы там его подаете, а там... А там посмотрим. Курить у вас можно? Тот кивнул и тут же поставил на стол чистую пепельницу. - Пока все, дальше разберемся по ходу. Официант удалился. - Ну, так расскажи,