й, обходительный. Какой бы из тебя отец мог получиться, муж. Почему ты всю жизнь один? - Один, когда никому не нужен. А у меня сама знаешь... - То-то и дело, что ты любому помочь готов. А семья должна быть одна, своя. Род-то свой продолжать надо? - Все в свое время делать надо, - уклончиво ответил Николай, орудуя скребком, - Ты вон ругаешь меня, а друг один сказал недавно, что завидует. Второй раз женат уже и дети есть там и там, а говорит, что никому не нужен. И такое бывает. - Верующий, друг-то? - поинтересовалась Елена. - В душе, как многие говорят. Да что мы привыкли делить всех на верующих и неверующих? Кино такое смотрела в свое время? «Берегись автомобиля» называется. Помнишь, что Банионис Смоктуновскому отвечает, когда тот спросил, верует ли он в Бога? В Него верят все. Одни верят в то, что Он есть, другие верят в то, что Его нет, и то и другое недоказуемо. Так оно и есть. Бога надо чувствовать. Сердцем. Разумом осмыслить невозможно. Мне своего друга насильно в храм привести? Ну, привел. И что дальше? Если ему Бог Себя не открыл, что я-то, грешный, ему открою? - Ну, а что делать? - Серафим Саровский говорил, что делать. Спаси себя, и вокруг тебя спасутся. На себя больше смотреть надо, каяться, а мы других судить привыкли, учить, как надо жить, наставлять, как будто сами уже с крылышками. - Складно говоришь, Коль. Лучше иного батюшки. А не женишься, что монахом не станешь? Вот и проповедовал бы. - Надо будет, Господь приведет, не переживай. Устала, небось, второй день подряд дежурить? - Ой, правда, Коль. Молодая была, кирпичи на стройке таскала на пятый этаж - и ничего. За Автово мы строили, когда я в Ленинград приехала, - охотно переключилась Елена на другую тему, - В общежитии жили. Что у нас у кого было? А весело жили. Свадьбу, помню, играли, столы из комнату в комнату составили через коридор. Гуляли всю ночь, а на следующий день - опять на работу. И сил хватало. А сейчас? Что я делала-то тут? Свечи тушила? А уже, до подушки лишь бы дотронуться... Чай-то пить будешь? - Да нет, пей одна. Помою сейчас солею, и домой. Елена ушла, а Николай завершил уборку и вошел в алтарь. Он сотворил поклоны перед престолом и неожиданно, стоя на коленях, начал молиться, прося у Господа прощения за все лукавство, ложь, нечистоту, коими осквернял себя в жизни... Послышались шаркающие шаги Елены. Николай поднялся и пошел одеваться. - Ну, счастливо, - сказал он ей у дверей храма, - Помощи тебе Божией. - С Богом, Коля, - ответила та, закрывая за ним дверь. Улица была совершенно пуста. На автобусной остановке маячила лишь одинокая фигура сильно подвыпившего здорового детины с бутылкой пива в руке. «Наверное, автобус только ушел, - подумал Николай, направляясь к остановке, - Теперь не дождешься...» Детина, заметив приближающегося со стороны храма Николая, перестал раскачиваться, отхлебнул из бутылки и уставился на него. Николай встал поодаль и глянул в сторону, откуда должен был показаться автобус. Детина, тем не менее, сделал несколько шагов и оказался с ним лицом к лицу. Не заметить уже было невозможно, и Николай поднял на него взгляд. - В церкви работаешь? - прохрипел пьяный, дохнув на него перегаром. - Работают на заводе, в церкви служат, - спокойно ответил Николай. - Батюшка? - опять прохрипел детина, с ненавистью глядя на него. - Нет. - Ну, твое счастье... - Почему? - спросил Николай, посмотрев в его мутные озлобленные глаза. - А потому, что если бы был батюшка, я бы тебя убил, - с трудом ворочая языком, выговорил тот, и рука его крепко сжала бутылочное горлышко. - А ты убей. Это самое большее, что ты можешь для меня сделать, если я через тебя мученическую смерть за Христа приму. С моими грехами меня только это и спасет. Николай сказал это спокойно, без патетики и восклицаний, глядя прямо в глаза, но так, что детина невольно попятился. - Е..нутый, - выговорил он в замешательстве и отошел на прежнее место. Он видел, как человек из церкви опять посмотрел на пустынную улицу, как неожиданно выступил из темноты высокий парень лет тридцати, стоявший в тени заколоченного дверного проема дома возле остановки. В свете фонаря мелькнули гладко зачесанные назад волосы... Парень подошел к человеку вплотную - казалось, что встретились друзья. Детина уловил короткий взмах локтя парня, после чего тот резко развернулся и быстро пошел по улице. Затрещали под ногами ветки кустарника в сквере, что начинался за домом... Детина вдруг заметил, что стоящий человек начал медленно оседать на землю. Вот он уже лежал в неловкой позе на асфальте... Пьяный сделал несколько шагов к распростертому мужчине и увидел, как свежевыпавший снег окрашивается под ним в бурое в свете фонаря, растекающееся пятно... Он в ужасе поднял голову, оглядел пустынную улицу и опрометью бросился в противоположную сторону... Закрыв за Николаем дверь, Елена спустилась в подклеть храма, где помещалась трапезная, прихватив пакет с пряниками. Чайник уже вскипел. Она, не спеша, попила чаю, помолилась, вымыла чашку и поднялась в храм. Все было тихо. Мерцали в свете дежурной лампочки лики святых на иконах, да кружились белыми звездочками за окнами падающие снежинки. На всякий случай, Елена обошла храм, заглядывая в самые темные уголки, и уже собралась отправиться в свою каморку в боковом приделе, чтобы прилечь, как вдруг ей почудился шорох у входных дверей. Перекрестившись, она подошла к ним, и стукнув в дверь, громко спросила: - Есть там кто? Шум из-за двери послышался более явственно, до ее слуха донесся слабый стон. - Господи, спаси и сохрани... - прошептала Елена, и перекрестившись, приоткрыла дверь. На ступенях храма что-то чернело. Приглядевшись, Елена разглядела лежащего человека. Человек медленно поднял голову, и она узнала Николая. Лицо его было белее снега, а пристальный, даже какой-то пронзительный взгляд был устремлен в открывшуюся щель на алтарь. - Коля...- холодея внутри, прошептала Елена. - П.. прости... - прошептал мертвеющими губами Николай, не отводя взгляда от алтаря, и уронил голову на ступени. Посмотрев наружу, Елена увидела тянущийся за ним по свежевыпавшему снегу от самой остановки кровавый след... - Коля!!! - истошно закричала она, бросаясь к свечному ящику и хватая телефонную трубку. 13. Весть о произошедшей трагедии облетела округу, и утром, несмотря на будничный день, к храму стали стягиваться прихожане, да и просто любопытствующие. Последних было большинство. Они подходили к кучкам судачивших прихожан, прислушивались к разговорам, и некоторые уже сами начинали передавать другим подробности происшедшего. Милиция опросила служителей храма, попыталась найти свидетелей из ближайших домов и еще ночью обработала два свежих следа, тянувшихся от места происшествия. Один обрывался за сквером, примыкавшим к соседнему от остановки дому, где очевидно, оставивший его сел в машину, другой привел к трамвайной остановке на соседней улице. Явился настоятель. - Отслужи панихиду, - бросил он, войдя в алтарь, отцу Петру и поманил за собой подавленного известием отца Валентина. - Вот что, - сказал настоятель, когда они отошли в южный придел, - Усопший был человеком открытым, не весть у кого могут быть ключи от его квартиры. Завещана она все равно нам, близких у него не было, оспаривать вряд ли кто будет. Поезжай сейчас туда и посмотри, что есть ценного, пока там не прошелся кто-то предприимчивый. Книги посмотри, он говорил, что у него собрана библиотека, пригодится для воскресной школы. Я после литургии пришлю алтарников на машине. Я звонил туда, там сейчас этот, как его... Ну, парень, что возле него крутился все последнее время. Отбери у него ключи. - Может, не стоит пока ничего трогать, - попробовал возразить отец Валентин, - До сорока дней хотя бы. - Не гоже святому иерею выступать поборником народных суеверий, - строго сказал настоятель, - Все. Поезжай. Отец Валентин молча вышел. На квартире сидел заплаканный Славка. Когда отец Валентин вошел, он сложил руки для благословения, а потом, не выдержав, уткнулся ему в грудь и зарыдал в голос. Отец Валентин не утешал его. Он только обнял за плечи и стоял, чувствуя, как у самого по щекам безудержно текут слезы. - Батюшка, я пойду... - заговорил, наконец, Славка, - Тяжело мне здесь. Я не могу поверить, что этот человек сюда больше никогда не придет. Я ждал его... Рыбу пожарил... Звоню, никто не отвечает, а потом трубку взяла милиция... - Да, конечно, иди с Богом, - ответил отец Валентин, - Только... Ты, как я знаю, был близким человеком Коле. Я хочу, чтобы личные и ценные вещи остались у тебя. - Да что у него было ценного... Славка подошел к письменному столу и выдвинул ящик: - Здесь все. Вон письма какие-то, бумаги, документы. Денег немного. - Как ты думаешь, кто? - спросил отец Валентин. - Ума не приложу, батюшка. Он никому не делал зла, помогал всем только. - Помогать, не делая зла, трудно, - задумчиво проговорил священник, - тем же злоумышленникам хотя бы... Он с тобой не делился? Может, ему угрожал кто? Преследовал? - Он был очень скрытным в этом отношении, батюшка, - ответил Славка, - Он был открытым, искренним, но... Всегда говорил, что у него все хорошо. И любил повторять, что грузить другого человека своими трудностями - признак дурного тона. Отец Валентин взял паке