В отличие от лоснящегося от пота тела Гефеста, прикрытого кожаным кузнечным фартуком, изящное и стройное тело богини никогда не знало физического труда, равно как не знало и одежды - в общепринятом смысле этого слова. Обычно всё её облачение составляли либо обильные украшения, либо хитроумно сплетённые из фиалок, нарциссов, анемонов и лилий повязки, едва-едва прикрывавшие грудь и пах. Богиня и сейчас вошла в пещеру в таких повязках, однако нежные цветы не выдержали чада и жара, осыпались при первых же шагах.
Маленькие ножки Афродиты сроду не знали тесной и жёсткой обуви. Она всегда ходила босиком и не ощущала при этом никакого дискомфорта. Богиня любви любила не только постельные утехи, она любила всё сущее и всё сущее старалось отвечать ей тем же. Ни один камешек, ни одна колючка не посмели бы её уколоть или поранить. Богиня спокойно могла бы войти голышом в густые заросли крапивы и не получить ни единого ожога. Никакая грязь не смела её испачкать. Даже здесь, в кузнице, частицы гари, витавшие под потолком пещеры и оседавшие на всём и на всех, словно обтекали фигуру Афродиты, не касаясь её.
Механические слуги поднесли хозяйке чаши с амброзией и нектаром. С лёгкой гримасой неудовольствия Афродита мотнула головой, отсылая их прочь. Она недолюбливала медные творения Гефеста; к тому же она не трапезничать сюда пришла.
- Над чем трудишься, дорогой? - наконец нарушила она молчание.
Если бы голосовые связки считались музыкальным инструментом, Афродита смогла бы посоревноваться и с лирой Аполлона и с флейтой Диониса. Её речь звучала сладостнее и нежнее любых песен Сирен - этих полурыб-людоедок, дочерей высокомерной Мельпомены.
Гефест неслышно выругался. Когда жена находилась рядом, у него никак не получалось сосредоточиться на работе. Всё его естество пылало от вожделения. Он не любил и презирал супругу за блуд, но не мог не думать о её теле. Такова была сила богини любви - ни бог, ни смертный не могли перед ней устоять. Более того, любая вещь, когда-либо побывавшая у Афродиты, начинала обладать привораживающими свойствами. Зная об этом, Гера (отнюдь не первая красавица на Олимпе) однажды заставила Афродиту отдать ей свой пояс. Царица богов в очередной раз рассорилась с Зевсом и надеялась посредством волшебного пояса пробудить в нём вожделение и в итоге помириться - через постель.
- Делаю новые доспехи для Ахилла, - с трудом выдавил из себя Гефест, надеясь, что жена удовлетворится этим и уйдёт. Выгнать Афродиту силой он не мог, а общаться с ней не хотел. В присутствии богини любви всякая воля покидала бога-кузнеца. Нелюбимая жена имела над ним больше власти, чем он над ней.
- М-м, Ахилл! - сардонически хмыкнула Афродита. - Славный ахейский герой... Полагаю, не он сам попросил тебя о доспехах. Где ж ему, бедолаге, сыскать на это время? То на один невольничий рынок надо рабов везти, то на другой... Небось совсем с ног сбился, бедняжка... Наверняка кто-нибудь из Олимпийцев тебе приказал? Дай-ка угадаю. Гера? Нет-нет, она ведь тебя видеть не может, её от тебя тошнит. Может Зевс? Или Афина?
- Фетида, - процедил сквозь зубы Гефест.
- Ах эта! - презрительно фыркнула Афродита. - Ну, ясно. Мамашка грязного мародёра, любителя воевать с безоружными крестьянами и рыбаками! Она часом не упоминала, он ещё не все берега Азии разорил, не всех её жителей продал ионийцам и египтянам в рабство? Всё ж как-никак десять лет почти этим промышляет. Умаялся поди, герой-то наш доблестный! Единственная отрада - наверняка солидные деньги на этом наварил. Вот что значит вовремя и кстати разругаться с Агамемноном и обзавестись правильными покровителями. Они и подскажут, и направят... Одна Афина чего стоит!
- Довольно! - Гефест хотел рявкнуть на жену, но рявкнуть не получилось. Голос предательски дрогнул, а лицо залилось краской. Бог-кузнец всегда краснел, когда посторонние упоминали при нём Афину.
В отличие от него Афродита повысила голос без труда:
- Довольно - что? - прогремело на всю пещеру. - Довольно хотеть от законного супруга, чтобы он перестал быть тряпкой и не пресмыкался покорно перед теми, кто унижает и ненавидит его, кто сделал его калекой и уродом? Уж извини, дорогой, но - нет!
Богиня привстала на ложе и гордо выпрямилась.
- Хоть раз в жизни покажи себя мужиком. Топни ногой, стукни кулаком по столу, крепко выругайся, но не делай этих доспехов проклятому Ахиллу. Ты такой щепетильный, когда дело касается моих добродетелей, так куда же делась твоя щепетильность в отношении добродетелей пелеева отпрыска? Великий герой Эллады - трусливый и подлый мародёр, разбойник и работорговец. М-м, что скажешь? А как насчёт его соучастия в чудовищном злодеянии в Авлиде, когда Агамемнон заманил туда от имени Ахилла глупенькую Ифигению, сдуру втрескавшуюся в "великого героя"? Наивная дурочка понеслась, не чуя ног, как ей казалось, навстречу своему счастью, а вместо этого попала на алтарь, где Агамемнон, Нестор, Калхант, Ахилл и прочие палачи принесли её в жертву, чтобы греки смогли отплыть в Трою. Хорошо, что у засранки Артемиды проснулась совесть и она в самый последний момент увела девчушку из-под ножа... В наших родственниках, Гефест, иногда просыпается какая-то странная тяга к человечине, словно мы грязные африканские божки, а не Олимпийцы. Вот скажи, неужели все мои грехи перевешивают грехи тех, ради кого ты стараешься? Неужели вся эта твоя принципиальность настолько фальшива?
Бог-кузнец с силой вдарил молотом по наковальне. Гора в ответ мелко-мелко задрожала.
- Ты мои принципы не трожь, - тихо проговорил он. - Они были, есть и будут, и они нерушимы. Ты лучше на себя посмотри, да посмотри внимательно. Почему ты так нетерпима к семье, Афродита? Мы же все одна большая семья! А ты всегда говоришь и делаешь только наперекор, тебе лишь бы поперёк, лишь бы не так! Этим-то ты и гневишь наших царя и царицу, неужели тебе не ясно? И вот опять: началась война и ты сразу же встала на сторону троянцев. Зачем? Я ещё могу понять Посейдона с Аполлоном, у них-то с дарданцами давний уговор, но ты-то каким боком в их компанию затесалась? В чём твоя-то корысть? Неужто из-за того, что Парис потешил твоё самолюбие и вручил яблоко "Прекраснейшей!" тебе?