Сахар следовало чуть недоваривать. Этим приёмом убивались сразу два зайца, – петушки получались немного вкуснее и становились менее ломкими, чем при полной доварке. Доморощенный сопромат играл огромную роль при транспортировке – в переполненном автобусе могли раздавить 30-40% продукции, а при данной технологии, в списание на убытки шло не более 5, максимум 10-ти процентов.
Просится аналогия с изготовлением ковкого и высокопрочного чугуна, и там и тут – литьё, но это так, к слову, техническое отступление.
Лёшка оказался помощником менее способным, чем Витька, но более нужным. Витёк сообразительный, но оправдывающий свою фамилию – Хитров, норовил выдать побольше брака, чем сильно раздражал грозную хозяйку.
В разъёмные формы из пищевого (!) алюминиевого сплава (на основе форм для выпечки хлеба) заливали сахарный сироп, тут же выливали его обратно и вставляли в отверстие еловую палочку 5х5 мм, сантиметров 12 длиной. На стенках холодных формочек, предварительно смазанных подсолнечным маслом, оставался слой вареного сахара толщиной не более полутора миллиметров, хотя внешне изделия казались полнотелыми. Витька же, когда хотел полакомится, смазывал поверхность плохо, и не выливал лишние остатки в кастрюльку. Сироп приклеивался к металлу и при разъёме форм всякие белочки, зайчики, а, особенно наган, ломались.
Глядя на Витькины липкие руки и рот, Анна Орлова нередко отпускала ему затрещины…
По убогой домашней обстановке можно было подумать, что семья жила бедно, однако такой вывод оказывался далёким от истины. В еде и одежде муж и жена никогда себе не отказывали. Только на их столе, да ещё на столах двух-трёх зажиточных деревенских семей, можно было увидеть коньяк и колбасно-рыбные деликатесы. Ещё Анна Орлова прилично играла на своей шестиструнной гитаре, вполне сносно владея нотной грамотой. Вспоминая московскую юность, говорила она супругу:
– Вольдемар, ну что ты ходишь всегда такой бритомордый? Посмотри вокруг, мужики ходят с естественной здоровой щетиной.
– Культурный человек должен следить за собой.
– У нас в деревне только два партийных прыща, да директор дурдома Сарычев гладковыбритые, да воняющие одеколоном, который иной раз употребляет наш сосед Сергей. Не хочешь же ты быть на них похожим?
– На кого?
–На руководящих и направляющих, не на соседа.
– Я сам по себе.
– У меня друг до войны был, жили в коммуналке на восемь семей на улице Мархлевского, их комната напротив нашей находилась. Третий этаж направо, как сейчас помню. Потолки – четыре метра девяносто сантиметров. Звали его Илюша Гринфельд. В нём сочетались ум, лёгкая небритость и очаровательная неухоженность. Он подавал большие надежды в литературе, дружил с Пашей Коганом.
– А это кто такой?
– Здрасьте-пожалуйста, не знает. Тот, который «Бригантину» написал.
Володя вздохнул с лёгкой укоризной:
– «Бригантина», это хорошо, но тухлой и вшивой неухоженности нам и в доме инвалидов хватило.
Анна попала в дом инвалидов в Колычёве в конце войны, а муж перед новым 1954-ым годом. После ХХ съезда, оглушительного, потрясшего страну, калечных и прочих больных, способных жить самостоятельно, стали массово выписывать, расселять в бараках и строящихся казённых домах, а заведение переименовали в психоневрологический интернат. У обоих был так называемый «сто первый километр». Они поселились изначально в бараке, близ парка, а когда он сгорел в 1959 году, переехали в чудненький глиняный домик…
Владимир страдал легкой формой антисемитизма и туберкулезом, чем отличался от прочих обитателей деревни. Его лицо скривила усмешка:
– У твоих приятелей подмоченные фамилии. Где ж они теперь?
– Погибли, оба на войне погибли, а то, в чинах и званиях ходили бы сейчас.
– Ой, сколько их в начальстве ходило, потом, правда, поредели их колонны. Помню знакомый по лагерю стишок сочинил:
Году, приблизительно, в тридцать втором
Начался умеренный жидопогром…
Оттепели и настырные февральские метели выстелили настом открытые пространства. Лёшка, с потаённой завистью поглядывая на пируэты аэросаней деревенского механика-технаря, додумался пристроить старое домашнее корыто на самодельные санки из древних охотничьих лыж. По ветру конструкция снежного парусника передвигалась с завидной быстротой, но вернуть аппарат в исходное место, приходилось потливо-утомительными усилиями. Измаявшийся парень взял себе в сообщники сластёну Витьку и тот догадался таскать сани на руках, разворачивая парус ребром к ветру. Даже важный Василий оценил самоделку и с увлечением на ней катался…