— Давид.
У мужчины были кудрявые волосы и смеющиеся глаза.
Фаддей сделал им кофе с лимоном, разлил по совершенно удивительным чашкам хрустального сервиза и поставил на мраморный столик. Алле стало чуть ли не физически плохо от жизни, что хранила эта квартира. Ей на короткое мгновение показалось, что они попали в музей. В гостиной стояло несколько шкафов, доверху заполненных книгами. Хорошо, что она жила у Сёмы.
— Аллочка, — позвал ее Фаддей. Он протянул ей связку ключей. — Это от квартиры. Все документы лежат в ящике для посуды. И не смотри так на меня! Я еще в состоянии отлучиться из больницы самостоятельно и написать завещание.
— Но оно недействительно, — ошарашено сказала она. — Я еще не родилась.
— Видишь ли, — сказал он. — Это завещание не на тебя. Второе осталось в 2014, точнее первое, ведь я не знал, куда мы с тобой попадем. Квартиру не отдадут государству эти двадцать лет, потому что этот человек вступит в наследство, а может и не вступит, я не знаю.
— Но время!
— Что ты, время да время? Это не «Назад в будущее»! Время ли-не-йно, оно не петля, не парадокс, а линия, которая идет зигзагом, но никак не замкнется!
— А завещание?
— А ты сможешь его оспорить, потому что действительно только последнее. Там не стоит дата написания, но, будь добра подделать до времени моей смерти! — он громко отпил кофе, явно волнуясь. Алла мельком взглянула на его руки. — Я дарю тебе квартиру, в которой прожил очень много времени.
— Это очень щедрый подарок…
— Ничего не щедрый! — он вскочил с места, отчего Алла невольно улыбнулась. В его глазах снова горел огонь жизни, хоть и недолго. — Мне уже ничего и не надо будет, а у тебя вся жизнь впереди. Очень длинная жизнь, на которую я тебя обрек.
— Я не сержусь, — сказала она.
— Это пока что. А потом еще как разозлишься, только я уже буду в могиле. Аллочка, — вдруг серьезно сказал он. — Можно я покурю? Перед смертью как говорится…
Алла почувствовала, словно ее тело сдавил железный панцирь.
— Ты взрослый уже, Дима.
— Слишком взрослый для тебя, — с шуточным укором сказал он, доставая из дальнего ящика мятую пачку. Они так и закурили: вместе, над мраморным столом, стряхивая пепел в хрустальное блюдце. — Знаешь, мне грустно, что я не встретил тебя раньше. Или не вылечил рак.
— А если я вдруг как-то смогу перед смертью вернуться во время, где ты жив? — озвучила Алла свою давнюю навязчивую идею.
— Если только тот человек, которому будут передавать беспространство — это, кстати, так называется эта способность — захочет. А так бы лучше нам не встречаться. Время линейно, но до нашей с тобой официальной встречи лучше ничего не ворочать. Потому что мое время тоже линейно. Они линейны относительно… вселенной. Понимаешь? — он рассеянно посмотрел на свою почти полностью истлевшую сигарету, последний раз затянулся и затушил ее.
— Это слишком для блондиночки, — сказала она, пародируя его интонацию. Фаддей улыбнулся.
— Я серьезно. Если это случится — не суйся ко мне в прошлом. Время понятно относительно одного человека, но дальше я разобраться в этом не смог, — он виновато отвернулся. Алла подумала, что у нее будет много лет и целые стеллажи книг: как и старых, так еще и не вышедших. Ей показалось, что Фаддей врал ей или что-то не договаривал, а может попросту ничего не знал.
— Я постараюсь, — сказала Алла. — Тем более, не хочу давать себе надежду.
— Раньше, когда я не болел, я мог дышать полной грудью, — вдруг сказал Фаддей. — Сейчас я только пародия на самого себя. Это хуже смерти.
Алла отрешенно почувствовала, что в его словах было слишком много скрытого смысла, но она не смогла его полностью понять. Она была с ним так сильно не согласна, что ничего не возразила.
— Мне кажется, что ты великий человек, — сказала Алла и взяла его за руку. Фаддей отрешенно вздохнул, а потом несвойственно ему прислонился ближе и положил голову ей на плечо. Его мягкие волосы защекотали ей шею.
— Я так не считаю, — слишком просто ответил он. Фаддей взглянул на Аллу снизу вверх, и в его взгляде ей привиделась такая пустота, что стало страшно. — Я устал.
— Знаешь, мне иногда кажется, что я заблуждаюсь совершенно во всем, — сказала Алла, стараясь отвлечь его от невеселых мыслей.
— Это нормально. Нету инструкции, как жить эту жизнь… Знаешь что, — вдруг сказал он, — давай устроим вечеринку! Всех позовем.
— И твоих знакомых? — удивилась Алла.
— Некоторых, — он кивнул своим мыслям. Она хотела отказать ему, но он выглядел таким воодушевленным этой случайной идеей, и Алла просто кивнула. Прощальная вечеринка. — И твоих.
— Ты устал? — вдруг поняла она. Фаддей отмахнулся, но тут же зевнул и закрыл лицо ладонью. Он показал ей свою спальню, и Алла могла бы с уверенностью сказать, что никогда не видела более неуютного места. Фаддей начал раздеваться, но заметив ее взгляд, спрятался за разграничительную ширму, что стояла там, кажется, уже полвека. — Я тебя не укушу, — сказала она и сама рассмеялась от своих слов.
Фаддей вышел из-за ширмы в футболке и обычных шортах, и выглядел как парень-беспризорник, а не глубоко больной человек. Она постаралась получше запомнить его таким. Потом он закашлялся, и Алла подала ему носовой платок, который забыла отдать Сёме.
— Мне сейчас постоянно холодно, — доверительно сказал он, доставая три одеяла. — И жарко. И все одновременно. И болит в груди.
Алла легла рядом, и он осторожно, словно боялся сломать, обнял ее.
— Ну что ты, — сказала она тише. — Давай, смелее.
Фаддей был горячим, и вскоре ей стало душно под его тремя отделами, но моральных сил высвободиться у нее не нашлось. Сначала он дышал прерывисто, свистяще, осторожно, но через какое-то время задремал, и его дыхание стало щекотать Аллу за щеки. Во сне он крепче обнял, прижался всем своим пылающим телом к ее. Она не могла уснуть долгое время.
***
У нее кружилась голова от количества голосов, аромата чьих-то духов и спокойного, монотонного пения Элвиса Пресли. На вечеринке (на самом деле прощальной, но никто из гостей не догадывался об этом) было много пива и чего-то покрепче, а из еды только фрукты. Алла вспомнила студенческое общежитие в колледже, где они отмечали первую сессию — и хоть набор алкоголя был тот же, но атмосфера совершенно другая. Там они все были вдрызг и безгранично счастливы, а здесь — едва пьяны и молчаливы.
Пришли знакомые и друзья Фаддея: люди совершенно разных возрастов и статуса в обществе, и в их лицах ей удалось уловить понимание ситуации. Многие видели, что Фаддей болен. И все точно знали, что ему больше двадцати лет.
— Если будут спрашивать, почему мы празднуем — скажешь, что у меня день рождения, — сказал Фаддей, улыбаясь по-новому, слишком устало, хотя вечеринка только начиналась.
— А когда он у тебя?
— Точно не сегодня.
Фаддей пошел открывать дверь новому гостю. Ивона и Анатолий принесли бутылку шампанского, селедку и маринованные огурцы — точно, набор студента, только они никогда не получали высшее образование.
Ивона сразу пошла на кухню — разделывать рыбу и выкладывать огурцы, и Алла увязалась за ней, словно в детстве. В новогоднюю ночь ее мать всегда занималась закусками и салатами, а отец постоянно где-то пропадал и появлялся только к десяти вечера. Она поспешила переключиться от неуместных воспоминаний.
— Алла, а почему ты живешь с этим Сёмой-сантехником? Вы же не пара, — спросила Ивона, не отрываясь от своего занятия. Она заправила прядь коротких волос за ухо, и Алла почувствовала острый приступ ностальгии. Из зала все еще пел что-то на английском Элвис.
Алла замерла, поставила бутылку пива на стол и задумалась. Почему? Она могла бы сказать: «Потому что эта квартира напоминает склеп», «Я бы не смогла жить сама, я не до конца взрослая», «Потому что я из будущего и в этом времени у меня нет дома», но она только сглотнула и сказала: