Алла рассмеялась.
— Ну, я думаю, за сто с лишним лет ты готовить научился.
— Конечно научился, — ответил он. — Я даже работал в одной столовой, но давно это было…
Алла уже даже не расстроилась, что не знала всей его жизни. Они сели за мраморный столик и съели овсянку на молоке. Фаддей тоже ел, и это подарило Алле маленькую надежду, что он протянет еще немного.
Она укрепилась в собственной надежде на еще пару счастливых недель, когда Фаддей полил все цветы в квартире и помыл посуду.
— Я немного раньше сегодня на работу, — сказала Алла. — Но и вернусь пораньше. Тебе что-то купить?
— Нет, ничего, — ответил Фаддей, а потом крепко ее обнял. Они постояли так немного, и Фаддей отстранился.
— Ты и вправду стал сентиментальным.
— Иди уже на свою работу, Аллочка, — сказал он и быстро поцеловал ее в губы. Алла засмеялась и вышла. На работу она всегда ездила на трамвае, и не спеша пошла на остановку. Нужный ей должен был приехать только через двадцать минут, но Алла специально вышла раньше, чтобы насладиться прохладным осенним воздухом. Она шла по бульвару к остановке, и ее грызло непонятное раньше чувство. Ей вдруг показалось, что должно произойти что-то страшное, но что конкретно она понять не смогла. Она обернулась посмотреть, не сидел ли Фаддей на балконе, но заметила его возле подъезда.
«Сигареты кончились?» — подумала она, а после сама же себе напомнила, что покупала ему накануне три пачки. Он пошел мимо остановки, не поднимая головы, и Алла решила пойти за ним. Предчувствие сдавило горло еще сильнее, чем до этого. Фаддей шел как глубокий старец, тяжело и нетвердо ступая, и Алла вдруг поняла, что все утро он специально делал вид, что ему лучше. Чтобы она не волновалась. Он кутался в свое слишком теплое пальто и почти что бежал. Алла сама боялась сорваться на бег, но из последних сил сдерживала себя. Так они и шли: он впереди, ничего не замечая вокруг, и она, словно воровка, за ним.
Фаддей остановился, глубоко закашлялся и пошел дальше. Алла задавала себе глупые вопрос: «Куда и зачем он шел?», но не знала ответ. Так они дошли до моря, заброшенной набережной, где даже волнорезы сточила вода. Вид поразил Аллу своей красотой — закатное солнце залило кровавым цветом небо, словно там, где кончался горизонт, кто-то сражался насмерть. На пляже были такие высокие камни, что они испугали Аллу — с них не осмелились бы прыгнуть самые отважные. Алла увидела, как Фаддей поднимался на камни по узкой, заросшей тропинке, и все же сорвалась на бег. Она только ступила на нее, когда Фаддей был уже наверху. Он снял свое слишком теплое пальто, туфли и начал расстёгивать рубашку.
— Фаддей! — крикнула она, и ее голос оказался таким громким, что чайки сорвались с пляжа и разлетелись в разные стороны. Фаддей дернулся и остановился. Алла не запомнила, как оказалась возле и ухватила его за дрожащие руки.
— Тебя здесь быть не должно! — отчаянно выкрикнул он. Его голос был надтреснутым.
— Что ты собираешься сделать? — осторожно спросила она, хотя знала ответ.
— Умереть! Умереть достойным человеком.
Он постарался вырвать руки, но Алла слишком крепко его держала.
— Не делай этого, — сказала она, стараясь его обнять. Фаддей отстранился и посмотрел на нее так колко, словно снова был полон жизни. Его глаза горели цветами зеленых изумрудов города из страны Оз. — Ради меня!
— Ради тебя я это и делаю. И ради себя. Пока Ивона не наделала глупостей, я могу все оборвать и ты вернешься туда, где должна быть.
Он отступил на шаг назад. Кровавое закатное солнце оказалось как раз за его головой, и Алле на мгновение показалось, что он святой.
— И дай мне умереть, стоя на ногах, — сказал он и отошел еще на шаг.
— Ты не умеешь плавать, — сказала Алла.
— И вправду не умею.
Он почти упал, но Алла ухватила его за руку. Раньше он казался ей ужасно легким, но держать его почти что на весу оказалось очень сложно. Алла даже не плакала, думая только о том, чтобы спасти его. Вытянуть из воды, если он сорвется. Плавать она умела.
— Прости меня за все, — сказал он и отпустил ее ладонь. Фаддей падал спиной вниз, и за мгновение, как он коснулся воды, Алла тоже прыгнула.
Она успела сгруппироваться, вошла в воду и почувствовала, как судорога свела ногу. Пылающая боль пронзила мышцы всего на десяток секунд, и она почти закричала. Алла вынырнула, глотнула воздуха и снова нырнула, пытаясь в темной воде Черного моря увидеть Фаддея. Алла погружалась под воду, выплывала, но ничего не находила. Куртка тянула ее на дно, но она не могла заставить себя снять ее. Ей было так холодно, что вскоре онемели пальцы на ногах.
Алла выплыла на берег, задыхаясь, словно при пневмонии. Она сунула руку в карман мокрой куртки и нащупала там ключи от квартиры. Море взбушевалось и пенилось все сильнее, и Алла испугалась нырять еще раз. На вершине морского камня она не нашла одежды Фаддея. Алла все поняла.
У нее намокли все деньги, поэтому она пошла пешком. Каждый шаг давался ей с огромным трудом — в мокрых, слишком холодных для осени лодочках хлюпала морская вода. Алла даже удивилась, как они не утонули — через время волны выплюнули их на берег.
Куртка Фаддея уже не могла согреть, но она упрямо ее не снимала. Алла не могла думать, не чувствовала нужды в слезах. Словно все ее слезы впитало Черное море, и она отчасти была благодарна ему и его соленой воде.
Проходя мимо парка она не увидела памятника Ленину, который в ее времени снесли три года назад.
Ключи от родительского дома тоже нашлись в куртке, и Алла неуверенно повернула замок и вошла.
— Алла, это ты? — спросила ее с кухни Ивона.
— Да, — ответила Алла и повесила куртку на крючок, замерла на секунду, сняла и понесла ее в свою комнату. Она наспех переоделась, завязала мокрые волосы в тугой хвост и вышла к матери на кухню. Ивона выглядела не так, как в прошлом, но и не так, как раньше. Алла с трудом могла описать эту разницу, но точно могла сказать, что она была.
На кухню зашел отец.
— О, Аллочка!
Он достал с холодильника бутылку, из серванта три рюмки.
— У нас сегодня какой-то праздник? — спросила Алла, а отец промолчал, только хмыкнув. Она не хотела пить в день смерти Фаддея. Для них прошло уже двадцать лет, а для нее — два часа. Интересно, кто-то узнал, как он умер и когда? Считали ли ее мертвой тоже?
— Ну, за здоровье! — сказал отец, осушив свою рюмку. Алла никогда не говорила ему под руку — ее еще давно научили, что так делать не стоило. Она подождала, пока он закусил, а только потом спросила:
— Как там на работе?
— Как всегда отвратительно, доченька, — сказал Анатолий и налил себе еще одну рюмку. — И мать твоя опять жрать не приготовила! Все работала в своем поганом ресторане, — зло добавил он. Он залпом выпил ее и закусил хлебом.
— Ты тоже, большой работник, пришел раньше меня, мог и сам приготовить! — ответила мать.
— Это твоя прямая обязанность, — сказал он, и Алла почувствовала желание уйти.
— Моя прямая обязанность — это свалить от тебя подальше!
И Алла вдруг поняла, что их проблема была не только в стереотипах, нереализованных мечтах и отсутствии сострадания. Анатолий и Ивона не подходили друг другу, как две детали от разных велосипедов, и никак не могли стать одним сплошным механизмом. Хоть Алла и добилась желаемого — сохранила матери достойную работу, но все равно не была успешна в исправлении их брака. Ее родители были обречены мучить друг друга при любых обстоятельствах, как и множество других неблагополучных семей. Прав был Фаддей, когда говорил, что нельзя поменять человека без его желания.
Алла вышла из-за стола, пошла в свою комнату, собрала вещи и тихо, чтобы не потревожить их ссору, ушла из дома. В кожаной куртке звенела связка ключей, и Алла сжала ее в кулаке.