В результате энергетического кризиса 1970-х произошло снижение million экономического роста и роста уровня безработицы в Европе и Америке. Растущая конкуренция на рынке труда привела к тому, что идеи иммиграции стала значительно менее популярной, и импорт рабочей силы существенно уменьшился. Но с началом информационной революции 1990-х производительность труда скакнула вверх, и отношение к иммигрантам стало более терпимым. Западные экономики более не являются самодостаточными в сфере трудовых ресурсов. Во всех развитых странах демографическое развитие демонстрирует одну и ту же тенденцию: стариков становится все больше, а молодых – все меньше.
В периоды быстрого роста число рабочих коренной национальности уменьшается, а спрос на рабочие руки из-за рубежа значительно возрастает, вот почему Западный мир не просто готов открыть свои границы, но и вынужден это сделать. Как следствие нужно ожидать дальнейшего роста официальных высказываний по поводу поликультурного общества. Элита будет всячески противодействовать любым проявлениям изоляционизма и романтизированного национализма. Терпимость и любопытство по отношению ко всему новому и неизвестному будет становиться все более характерной чертой напыщенной официальной риторики. Естественно, это не означает, что этнические, культурные или классовые конфликты исчезнут. Наоборот, все указывает на то, что поляризация Западного общества становится нее сильнее и страх перед угрозой массовых волнений все более обоснованным.
Следует признать, что новый правящий класс по сути своей космополитичен. Нетократическая глобализация ведет к появлению глобальной электронной культуры. На практике это выражается в том, что нетократы в каждой стране будут объединяться на базе тесных контактов и общих интересов, но без какой-либо ощутимой солидарности по отношению к тем иммигрантам, которые подстригают их лужайки или водят поезда метро. Нетократы будут характеризоваться тем, что они манипулируют информацией, а не управляют собственностью или производят товары. Так что их деятельность связана с глобальными сетями, а их приверженности носят скорее виртуальный характер, нежели географический. Для них поликультурность родной страны – это частично вопрос того, что есть кому выполнять подсобную работу, а частично некоторая доля экзотики в их жизни: разнообразные национальные рестораны, одежда или развлечения. Нетократы будут платить, сколько бы ни стоило подстригание лужаек или цыплята-тандури, но не возьмут на себя никаких дополнительных обязательств. По сравнению со старой, новая элита не отождествляет себя с обществом в целом. Благодаря новым технологиям она располагает всеми возможностями по уклонению от уплаты налогов, но взамен ничем не обременяет государство социального обеспечения. Частное страхование сполна удовлетворяет потребности в медицинском обслуживании, частные школы вполне пригодны к обучению детей, частные охранники успешно отваживают грабителей и вандалов от частных владений. Политический истэблишмент становится все более беспомощным, а целостность общества разрушается. И права, и обязанности исчезают вместе, рука об руку.
Идеология, согласно которой такой порядок вещей считается 'естественным', – это меритократия (meritocracy – от merit – заслуга, достоинство), и как только она утверждается в полном объеме, ничто не определяется заранее, ни происхождение, ни деньги не определят твою судьбу, а только твой талант и род занятий. Другими словами, это все та же древняя мечта всех угнетенных о блистательном социальном подъеме, но стой разницей, что возможности взобраться вверх по общественной лестнице вполне реальны. Хорошо это или плохо, зависит от точки зрения. Если под увеличением равенства возможностей мы понимаем повышение степени влияния людей на их собственные судьбы, то равенство – это хорошо. Но в то же время возрастает личная ответственность, а также и личные обязанности. Личные неудачи станут намного более личными. С классовой точки зрения, меритократия, по выражению философа Кристофера Лэша, означает, что низшие классы непрерывно испытывают утечку талантов и, соответственно, потенциальных лидеров. С другой стороны, элита постоянно усиливается за счет этого постоянного обновления и вливания новых талантов. Привилегии становится легче узаконить, когда они основываются на заслугах, поскольку они заработаны, по крайней мере в какой-то степени, а не унаследованы.
Новые иммигранты, в основном, займут место угнетенного класса Западного мира. С другой стороны, условия будут более или менее терпимыми, коль скоро их труд действительно востребован, а рост их собственных национальных экономик предоставит конкурентоспособные альтернативы. Но различия во влиянии, статусе и уровне жизни все равно будут неизбежны. Нет никаких признаков того, что отдельные религии и культурные целостности различных групп иммигрантов рассосутся и сплавятся воедино в результате миграций и глобализации. Напротив, не имеющие веса в обществе люди склонны строить свою идентичность вокруг определяющих их характеристик. Вывернутый наизнанку расизм – это один из возможных сценариев: протест бедных аборигенов против удачливых иммигрантов превратится в протест бедных иммигрантов против обеспеченных аборигенов или против других более удачливых групп иммигрантов.
Развитие информационного общества приведет к значительной миграции людей. Миграция низших классов будет происходить из областей с низким уровнем жизни и высокой рождаемостью в области относительно более высокого уровня жизни и относительно низкой рождаемости. В Северной Америке – с юга на север, в Европе – с востока на запад. Но именно нетократы во главе этих движений будут определять их направление. Новая элита высоко мобильна и будет мигрировать, в основном, по культурным причинам в места, наиболее для нее привлекательные. Это принципиальный вопрос нетократической миграции, связанной со стилем жизни. То, насколько выгодны экономические условия, не будет иметь значения: города и регионы будут проигрывать, если не смогут предложить достаточно привлекательный стиль жизни и стимулирующую культурную среду. У консьюмтариата будут хорошие причины для адаптации и миграции. Лучше подстригать лужайки, готовить тандурных цыплят и получать за это зарплату, будучи гражданами областей с высоким спросом и высокой покупательской способностью.
В Европе уже можно увидеть, как зарождающаяся нетократия мигрирует по направлению к поясу городов, протянувшемуся oт Лондона на северо-западе до Милана – на юго-востоке. Для всего остального континента такая тенденция означает растущую и серьезную проблему депопуляции: такая же 'утечка мозгов', как и миграция из сельской местности в города в начале XX века, когда талант и инициатива концентрировались в наиболее экономически перспективных урбанизированных областях. Капиталистическая урбанизация переродилась и приобрела форму значительной миграции через национальные границы, с культурной периферии к культурным центрам новой парадигмы, её узловым станциям. Только несколько оазисов в депопулированных областях смогут заметить эту тенденцию и извлечь из нее выгоду, вовремя осознав значение происходящего и предприняв необходимые меры по улучшению своего положения. Главное здесь – создать необходимые предпосылки для жизненных стилей нетократии, подготовить плодородную почву для стимулирования культурного развития. Этот процесс требует четкого понимания потребностей нетократии, что, при удачном стечении обстоятельств, может в конечном итоге привести к образованию мест сосредоточения посткапиталистической метанетократии, этих повелителей господ.