У Харри покраснели уши. Клоун перевел свои накладные ресницы на Эндрю:
— А твой дружок умеет говорить?
— Прошу прощения. Меня зовут Харри… э-э… Хоули. Мне понравился ваш номер. И костюмы. Очень… натурально. И необычно.
— Людовик номер шестнадцать? Необычно? Да что вы, это же классика жанра. Впервые этот номер был поставлен семьей Яндашевских всего через две недели после подлинной казни в январе 1793 года. Народу понравилось. Народу всегда нравятся публичные казни. Знаете, сколько раз в год американские телеканалы прокручивают убийство Кеннеди?
Харри покачал головой.
Отто задумчиво посмотрел в потолок.
— Без конца.
— Отто считает себя последователем великого Янди Яндашевского.
— Неужели? — В знаменитых клоунских династиях Харри особо не разбирался.
— Тука, я-то думал, твой приятель смыслит, что к чему. Итак, семья Яндашевских была музыкальной комической труппой, которая в начале XX века приехала на гастроли и обосновалась в Австралии. До самой смерти Янди в 71-м они руководили цирком. Я впервые увидел Янди, когда мне было шесть лет. С тех пор я знал, кем стану, когда вырасту. И я им стал.
Грустная клоунская улыбка проступила сквозь грим.
— А как вы друг с другом? — спросил Харри. Эндрю и Отто переглянулись. По их выражению он понял, что ляпнул что-то не то. — В смысле — познакомились… Ну, полицейский и клоун… не совсем…
— Это долгая история, — ответил Эндрю. — Мы, можно сказать, росли вместе. Отто, разумеется, маму родную бы продал за кусок моей задницы, но я с детства бегал за девчонками и вел себя как мерзкий гетеросексуал. Наверное, дурная наследственность или окружающая среда, как думаешь, Отто?
Эндрю рассмеялся, но Отто жестом заставил его заткнуться.
— Не было бы у тебя денег и работы, и твоя попка досталась бы мне, — посетовал он. Харри посмотрел вокруг: другие члены труппы, казалось, не обращали на их разговор никакого внимания. Одна из девушек, выступавших на трапеции, подмигнула полицейскому.
— Мы с Харри собираемся вечерком прогуляться до «Олбери». Составишь компанию?
— Ты же знаешь, Тука, я туда больше ни ногой, — раздраженно бросил Отто.
— Пересиль себя, Отто. Ведь жизнь продолжается.
— Ты имеешь в виду, продолжается у других. А моя остановилась здесь, именно здесь. Любовь гибнет, и я вместе с ней. — Он театрально приложил руку ко лбу.
— Как хочешь.
— К тому же мне надо заскочить домой — покормить Вальдорфа. Идите без меня, я, может, подойду попозже.
— До свидания. — Харри чмокнул протянутую ему руку.
— До скорого свидания, красавчик!
Солнце уже зашло, когда они нашли автостоянку на Оксфорд-стрит в Паддингтоне, рядом с парком. У входа красовалась табличка «Green Park», хотя трава уже пожухла и стала коричневой, и кроме беседки в самом центре, зеленого там ничего не было. Под деревом валялся пожилой абориген. Одежда изодрана в клочья, а сам до того грязный, что казался скорее серым, чем черным. Завидев Эндрю, он приветственно помахал рукой, но тот никак не отреагировал.
В баре «Олбери» народу было столько, что полицейские с трудом протиснулись в стеклянные двери. Харри постоял у входа, разглядывая пеструю толпу посетителей. Кого здесь только не было, но больше всего молодых людей: рокеров в потертых куртках, «яппи» в строгих костюмах, «художников» с бородками и коктейлями, симпатичных белобрысых и белозубых поклонников серфинга и чернокожих эм-си — как их назвал Эндрю, «байкиз». Посреди бара в полном разгаре было шоу с участием длинноногих девиц в чересчур откровенных темно-красных нарядах. Они скакали вокруг стойки и под фонограмму пели «I will survive» Глории Гейнор. Время от времени они подменяли тех, кто обслуживал посетителей, подмигивая и откровенно заигрывая с ними.
Растолкав посетителей локтями, Харри подошел к стойке и сделал заказ.
— Сию минуту, милашка! — пробасила официантка в римском шлеме и лукаво ухмыльнулась.
— Слушай, мы с тобой что, единственные в этом городе, у кого нормальная ориентация? — спросил Харри, возвращаясь к напарнику с пивом и стаканом сока.
— После Сан-Франциско здесь самое большое в мире скопление голубых, — признал Эндрю. — В сельской местности у нас извращенцев не слишком жалуют. Ну вот деревенские педерасты и тянутся в Сидней со всей Австралии. Да и не только с Австралии — со всего мира.
Они подошли к другой стойке в глубине бара, и Эндрю обратился к девушке, стоявшей к ним спиной. У девушки были рыжие волосы — таких рыжих Харри в жизни не видел. Они доходили до задних карманов обтягивающих джинсов, однако не скрывали стройную спину и округлые бедра. Девушка обернулась и улыбнулась ослепительно-белой улыбкой. У нее были красивые, тонкие черты лица, небесно-голубые глаза и бесчисленные веснушки. Обидно, если она окажется мужчиной, подумал Харри.