В следующий миг они уже царапали губы.
Юноша вздрогнул от неожиданной боли.
Лиза, летевшая рядом, усмехнулась:
— Не терпится?.. Снижайся, выбирай себе жертву, мой маленький хищник!
«Как странно, — отстраненно подумал новорожденный вампир, — а мне вовсе не страшно от этих слов. Есть какая-то далекая тень понимания, что должно бы, а вот нет… Просто безразличие».
…Минутой позже — грязь узкого темного переулка, кровь бродяги, попытавшегося пристать к красивому, одиноко идущему парню… Удивление, чуть позже — страх в глазах…
Слава отчетливо запомнил, что эти глаза были темно-темно карими, почти черными… Больше он ничего не смог бы сказать о своей самой первой жертве…
Клыки, входящие в человеческую шею, как входила, бывало, ложка в густой крем — вязко и легко одновременно… Непривычное ощущение этих новых, смертоносных, клыков. Других.
Но кровь!..
Вкус металла и соли… Если бы можно было пить лунный свет, то был бы его вкус. Если бы можно было пить вечность и хаос, то был бы их вкус.
Сумеречность.
Это не просто вкус жизни, это не просто вкус убийства, это — вкус души, растворенной в миллиардах живых клеточек, колющими иголочками энергии пульсирующей над биллионами нейронов, омываемых кровью — соединяя сознание и плоть…
И клыки вампира огненными мечами рассекали эти связи, с кровью втягивая в себя отчаянную пульсацию чужой души, вбирая ее в свою пустоту…
И холод внутри отступал.
Еда вампира — больше, чем убийство.
«И не ешь крови тела, ибо кровь тела есть душа его. Не ешь души вместе с телом»…
Эти строчки из Библии вспыхнули в сознании Вячеслава, будто что-то можно было изменить…
Отныне это — его природа.
Впрочем, ему досталась далеко не вся душа. А лишь ее соединенная с телом часть. И дух бедняги, как оторвавшийся воздушный шарик, легко и неудержимо уплывал в вечность, избавленный от неизбежных сорокадневных мытарств.
И не кровь согревала умершую плоть носферату, но чужая, отобранная душа…
Вот почему вампирам так сладостно и необходимо убийство.
…Слава стоял посреди грязного переулка, над трупом убитого им человека, и, запрокинув голову, смотрел в звездное небо.
И с удивлением прислушивался к себе.
Ни ожесточения, ни горечи, ни сожалений.
Душу его не тронуло убийство. Не исказило.
Сумеречное создание.
Вне пределов Добра и Зла.
Начни сейчас кто укорять его, Слава лишь изумился бы: за что?..
И потеря это или приобретение?
Совесть…
Он вспомнил свои споры с Елизаветой — и усмехнулся. Ну да, тогда понять ее было невозможно. Лишь сейчас. После первой жертвы.
Это сродни потере невинности.
Как холодный ровный ветер, осознание: ты — не человек.
Сколько он был сыном людей? Шестнадцать лет. И несколько месяцев. Разве это срок?.. А сколько он будет вампиром?..
Могущество пульсировало в теле ударами пульса. Чужой крови.
И Слава стоял, засунув руки в карманы брюк, наслаждаясь ночным ветром, что играл с его длинными волосами — струи золотого огня по темной ткани пиджака — и смотрел в высокое небо.
Из темноты, плавно ступая, вышла Лиза. Отделилась от каменной стены.
Ленивая грация сытой хищной кошки.
Улыбка.
Насмешливая, довольная…
Черт, а не тот ли это переулок, куда они загнали ее тем памятным вечером?..
Черная кошка…
Так чувственно провести языком по клыкам…ироничная стерва.
Любимая стерва.
Слава усмехнулся ей в ответ, давая понять, что разделяет ее иронию — и протянул девушке руку.
— Удовлетворена?
— Вполне!
— Иди ко мне…
Притянуть к себе, обнять…
Шепнуть в волосы:
— Кто-то был уверен, что потеряет меня, едва я стану одним из вас.
Баронесса вскинула на него удивленный взгляд.
Что это? Слезы в глазах?..
— Слава?.. Я думала…
Осторожно чмокнуть в нос.
— Знаешь, как говорят в таких случаях на моей исторической родине? «Индюк тоже думал»…
И совсем иное, не связанное с кровью — тепло, когда эта совершенная девушка уронила голову ему на грудь.
Звездная россыпь ночи кружила над ними…
— Не плачь…прошу тебя, не плачь. Повтори, что ты мне сказала тогда, в самый первый раз?.. Повтори…
Задыхающийся шепот, прямо в его рубашку:
— Ты…мне нравишься…
— Знаешь… — голос ветра над вечностью, — ты мне тоже.
Изумленный взгляд… Нет, ну вылитый испуганный кролик.