Отец ушёл, а мне так хотелось задержать его подольше. Он редко обращал на меня внимание, а я ведь уеду. Как же я буду скучать!
— Давайте, госпожа, поднимем ручки, — снисходительно попросила Бежка, помогая одеться.
Бежка улыбнулась так... словно не я дочь милорда Веломри, а она. Захотелось сказать колкость. Все прекрасно знают, куда она метит: соблазнила моего братца и думает, что она тут хозяйка. Ан нет, ушлют её вместе со мной из замка и вспоминать не будут. Не зря же отец мне её так настырно подсовывает.
— Ай, хорошо! — восхитилась Бежка.
Кому как. Я чувствовала себя прибитой к полу даже в лёгком нижнем платье из тафты нежного кремового цвета с широкой юбкой-колоколом. За ним последовало верхнее распашное из золотой парчи, расшитое узором с розами и украшенное лентами и кружевом по подолу, вдоль выреза и на рукавах. Я едва не пригибалась под его тяжестью и казалась раза в два больше, чем была. Зачем отец делает из меня цветочек в золотой петлице? Это же не я, я — другая!
— Корсет подтянем, и будет у нас красавица жениху на загляденье, — приговаривала Бежка, разглаживая складки на юбке, грубо толкнула в спину и стянула шнурки, выбив из груди весь воздух.
— О боги, зачем так туго?! — взмолилась я, чуть не упав в обморок. — И почему такой глубокий вырез? Неприлично же!
Я попыталась подтянуть лиф повыше, но ничего не вышло.
— Все прилично, что не безобразно, — Бежка хитро прищурила тёмные, как у ведьмы, глаза. Ух, дерзкая! Но ругаться не хотелось, не перед помолвкой. — В Кайнавасе все модницы так одеваются. Поверьте, лорд Веломри не купил бы ничего неприличного.
— Модницы в Кайнавасе, по-моему, не едят, — с трудом пробормотала я. Бежка смилостивилась и ослабила шнуровку. — И не дышат.
— Красота требует жертв. Чем больше вы понравитесь жениху, тем легче будет с ним сойтись.
Она набрала пригоршню лоскутов и набила ими лиф, пытаясь придать моим скромным формам менее унылый вид. Как это все глупо! И неправильно. Жена должна нравиться просто потому, что она тебе суждена, самый близкий и дорогой человек, вторая половинка, без которой ни один мужчина счастлив не будет.
— Теперь точно понравитесь, — Бежка склонила голову набок, разглядывая результаты своей работы.
— Госпожа, гости ждут! — донёсся из коридора голос лакея.
Испуганно выдохнув, я направилась к двери.
— Погодите! Ожерелье забыли.
Бежка всплеснула руками и бросилась к туалетному столику, на котором лежал футляр с тремя нитками крупного жемчуга. Должно быть, отцу пришлось выложить за него круглую сумму. Только кого мы смешим? Даже оно не сделает меня красивей.
— Главное — улыбайтесь, — застегнув ожерелье, Бежка сверкнула улыбкой, показывая пример, и открыла дверь.
Улыбаться, как же. Тогда я стану ещё и глупой. Да и как улыбаться, когда думаешь лишь о том, как бы не наступить на подол и не упасть? Ничего, ради отца, ради Вейаса, ради чести рода можно денёк потерпеть. Выше голову, плечи расправить и представить, что я королева.
В коридоре встретил отец.
— Мне нужно в святилище, — упрямо заявила я. — Хочу попросить удачи и поддержки.
— Зачем? — отец снова нахмурился. В уголках ясных голубых глаз уже прорезались первые морщины. Хотелось разгладить их пальцами, как складки на платье. — Оно для этого не предназначено.
— У нас другого нет, — настояла я.
— Ладно, только быстро.
Нянюшка рассказывала, что бывают мужские божества и женские. Те, что оберегают дом от несчастий, и те, что помогают в замужестве и защищают детей от лиха. Только в нашем домашнем святилище им не молятся.
Я едва поспевала за широким шагом отца. В тёмной галерее он отвернул голубое знамя и нащупал рычаг. Часть стены отъехала в сторону, открыв узкий проход. Запалив факел, мы спустились по винтовой лестнице в подземелье. Здесь располагалось сердце замка — источник родовой силы, благодаря которой внутри этих стен мы были неуязвимы для врагов. Посторонних сюда не допускали.
Сразу после рождения отец принёс нас с братом в святилище, положил на алтарь и пустил кровь, дав камню напитаться ею и признать новых членов рода. Через восемь лет отец ещё раз привёл нас сюда для первого посвящения. Намазал виски миртовым маслом, поставил на колени и запер на всю ночь, велев читать вслух выбитые на стенах, полу и потолке надписи. Вейаса сморило к полуночи, а я продолжала проговаривать имена предков, истории об их подвигах и воззвания к предначальным стихиям. Лишь молитв нигде не было, ни имени, ни даже изображения божества, чьим домом служило это святилище.