Полдня им дали передохнуть с дороги — пир начинался ближе к вечеру. Микаш настолько умаялся следить за приготовлениями, что сам едва успел помыться и переодеться в парадный костюм для слуг: коричневые бриджи и ливрею с вышитым на спине родовым гербом Тедеску — оскаленной собачьей мордой. Когда явился пред светлыми очами Йордена, тому как раз заканчивали заплетать церемониальный пук на затылке.
— Где тебя демоны носили? А на голове что? Правильно отец тебя помойным псом называл! — забранился он, одарив коротким взглядом.
Микаш пригладил косматые волосы рукой, но толку от этого оказалось мало. Йорден безнадёжно махнул на него:
— Что взять с дворняги?
Вместе со свитой из своих наперсников и слуг Йорден прошествовал в парадный зал. Обстановка здесь была такая же помпезная, как и снаружи. С непривычки зарябило в глазах от количества зажжённых свечей и хрустальных бликов. Гостей собралось! Старые лорды со всех окрестных земель, их домочадцы и свита. Прислуга деловито сновала с подносами и без, украдкой любуясь на празднество.
Лорда Веломри с дочерью ещё не было. Микаш подошёл поздороваться с Олыком. Его лорд Тедеску тоже отправил с кортежем Йордена, чтобы смотрел за соблюдением этикета. Олык показал в толпе наследника рода Веломри, брата-близнеца невесты. Смазливый и темпераментный, он отпускал колкие шутки в адрес тех, кто попадался ему на глаза, а окружавшая его компания высокородных отпрысков то и дело заходилась дружным хохотом. Только ощущалось, будто что-то гноится у него внутри, а острословие лишь маска.
Олык дёрнул Микаша за рукав, напомнив, что неучтиво так пристально пялиться на высокородных. Он неплохой, Олык, добродушный и сдержанный, единственный, кого можно было назвать если не другом, то хотя бы хорошим знакомым, поговорить о мелочах, чтобы не забыть, как это — разговаривать с живыми людьми.
— Почему не идут?
— Выдерживают паузу, чтобы казаться значительней. Высокородные, — шепча, усмехнулся Олык.
Микаш плохо понимал их порядки.
— Почему молодой хозяин не любит свою невесту? — поинтересовался он осторожно.
— Да что ж ему любить, он чай её не знает. Говорят, бледная мышь, невзрачная и скучная.
— А на портрете красивая.
— Художники всегда льстят, чтобы побольше золота выручить. Да ты же знаешь, какие лица у высокородных. Надменность даже красивых портит.
Да, жаль, что красота существует только на картинах, но, может, так оно и лучше — мечтать о недостижимом идеале.
— Идут! Идут!
Возбуждённый шёпот стих. В зал торжественно прошествовал милорд Веломри под руку с дочерью. Они подошли близко. Микаш подался вперёд, так захотелось увидеть. Сердце заныло, затрепетало в груди, желая выскочить и пуститься в пляс. Принцесска оказалась ещё красивей, чем на портрете: тонкая, изящная, хрупкая. Талию можно в ладони поместить. Волосы дивного лунного цвета приподняты в высокую причёску, обнажая стройную шею. Глаза! В такие глаза можно глядеться, как в кристальные озёра этого сурового края. Смотрят только перед собой и ничего вокруг не замечают. Выделяющиеся алым на бледном лице губы, как нежные лепестки розы. Дрожат от волнения. Манят прикоснуться. А платье… дурацкое пышное платье не шло ей ни капли, наоборот, отвлекало безвкусными рюшами, забивало невероятную красоту этого запредельного создания.
— Какая… — вырвался тяжкий вздох.
— Да обычная, — пожал плечами Олык.
— Нет! Разуйте глаза, она прекрасней всех женщин в этом зале!
— Мальчик, ты, часом, не болен? — Олык приложил ладонь к его лбу, Микаш её смахнул.
— Я серьёзно. Во всём Мидгарде не сыщется никого, кто бы смог её затмить.
— Точно болен. Любовной лихорадкой, — Олык усмехнулся.
— Всё равно она даже не взглянет на меня.
— Почему это? Ты парень статный. Не думаю, что у неё много ухажёров сыщется при таком строгом отце. Видишь, как на молодого хозяина смотрит? Будто голову оторвать хочет, не меньше. Говорят, доченьку свою он куда больше любит, чем разгильдяя-сына.