- Невежливо обнажать оружие в доме, куда вас пригласили по доброй воле, - в тон ему ответил один из цвергов, таким же высоким, скрежещуще-ржавым голосом, как и его собрат, который встретил Микаша в лесу.
Цверги зажгли факелы и осветили нутро гигантского пещерного зала с гладкими, будто вытесанными в скале черными сводами, изукрашенными странными узорами.
Демоны действительно привели полчище, кто пешем с короткими копьями, кто верхом на гигантских саламандрах. Решили пустить пыль в глаза или вправду хотят подраться?
- Куда в таком составе, на парад или на войну? - не упустил этого и Гэвин, впрочем, оставаясь все таким же холоднокровным, как и всегда.
- А ты как думаешь, король убийц и головорезов? - не слишком почтительно обратился к нему все тот же цверг, что и вначале. Отличить этих демонов друг от друга можно было лишь по выдающимся животам. Только у этого говорливого на голове сверкал в отблесках пламени золой венец, щедро украшенный крупными самоцветами: алмазами и рубинами.
- У нас нет королей, мы лишь смиренные слуги своего хозяина, все наше существование испокон веков - служение высшему порядку провидения, - в тон ему отвечал Гэвин.
Цверги тревожно перешептывались, глядя на него, шевелили черными, похожими на собачьи, носами.
- Ты, может, и служишь, а остальным я не верю. Зачем таскаешь на плечах проклятого? Его же не спасти.
- Кто знает, в чем истинное спасение. Лучше проиграть умному тирану, чем глупой марионетке. Хотя бы есть шанс, что он не спустит мир Йормунганду под хвост, как старательно делает вся остальная темная братия. Я наблюдал. У него воля что кремень. Такую даже им не подавить полностью.
Микаш переводил взгляд с цвергов на маршала и обратно, не в силах понять смысла речей, от которых у него по спине бежали мурашки. Какой тиран, какое поражение? Они ведь только что одержали победу! Почему же так гадко и муторно на душе?
- О самонадеянности небесных слагают легенды. Она тебя сгубит, как губила весь твой род на протяжении веков.
- Быть может, но я тут не для того, чтобы отчитываться перед вами. Перейдем к делу?
- Смерть пятки лижет? - усмехнулся король цвергов. - Несите плату!
Его подданные споро притащили доверху набитый мешок, поставили перед Гэвином и развязали тесемки. Глаза зарябило от чистого золота и крупных драгоценных камней. Микаш с трудом выдохнул - он в жизни таких сокровищ не видовал. А Гэвин бросил лишь один короткий взгляд.
- Четыре таких - столько смогут унести наши лошади. И я готов подписать пакт о ненападении.
- Четыре, - раздумчиво согласился король, - и ты поклянешься на своей крови, что ни ты, ни тот, в ком течет твоя кровь, нас не тронет до скончания времен.
- А не много ли вы хотите? Я поклянусь не трогать вас, а вы не выпустите нас или перережете глотки, когда мы ляжем спать.
Цверги недовольно оскалились, показывая верхние клыки. Микаш снова потянулся за мечом. Погибать - так с песней!
Король снял с головы венец, полоснул ладонью об его острый верхний край, и на камни полилась темная демонская кровь. Камни замигали, впитывая его без остатка.
- Клянусь, что ни я и никто из моего племени не нападет на людей Безликого, пока они сами не придут к нам с оружием или до тех пор, пока они воюют вместе.
- Хитрец.
- Не тебе торговаться. Я знаю, на походы ты тратишь свое золото - оно не бесконечно, сколько бы ветвей не насчитывал твой род. А жадные лорды из совета быстренько расхватывают себе отвоеванные земли и не понимают, что им их не удержать. Скоро все закончится. Так ты хочешь продлить агонию или готов сдохнуть прямо сейчас?
Цверг протянул ему корону. Пауза затягивалась. Цверги замерли, выставив вперед копья, саламандры напружинились, Микаш держал меч на изготовке. Неужели - все?
- Будет вам. Ты прекрасно знаешь, что с небесными шутки плохи, - Гэвин взял корону и тоже поцарапал ладонь о зубцы. Напившись багряной крови, камни вспыхнули нестерпимо ярким светом. Гэвин произнес непривычно громким голосом: - Клянусь, что ни я, ни кто либо, в ком течет моя кровь, не посягнет на цвергов и их земли. Пускай множатся их дни в недрах, пускай текут реки золота и полнится казна драгоценных каменьев.
- Ох, даже так? - усмехнулся король. - Несите мешки.
- И чтобы никаких побрякушек с сюрпризами. Знаю я вас, - прикрикнул на них Гэвин.
Цверги притащили еще три мешка. Гэвин тщательно проверял их ауру, водя вдоль мешка руками. Микаш спрятал меч и присоединился к нему.
- Ну как, довольны? - нетерпеливо поинтересовался король. - А теперь выметайтесь! Вам показать выход?
- Спасибо, сами найдем, - в тон его же призрению ответил Гэвин и вскинул два мешка себе на плечи.
Микаш взял свою ношу и едва не прогибался под ней. А маршал нет - стоял ровно, словно стальной. Перебросил оба мешка на одно плечо, а свободной ухватил Микаша за локоть. Мгновение, и они стрелой взмыли в воздух и помчались к узорному потолку. Еще одно, и они, преодолев призрачную пелену, оказались вновь на Медвежьей горе.
Оба опустились на землю, тяжело дыша.
- Зря вы, вся эта показуха, - посетовал Микаш, справившись с дыханием первым.
- Ну надо же было их напоследок впечатлить, - отмахнулся тот и потащил мешки к лошадям.
Микаш последовал за ним. Лошади мирно паслись у реки. И ухо не повели на вернувшихся с тяжелой поклажей хозяев. Тут же двинулись в обратный путь, надеясь успеть до рассвета, пока их не хватились.
Начал накрапывать мелкий дождь, ветер зловеще завывал, раскачивая старые скрипучие сосны. Всадники все прибавляли хода, кутаясь в прихваченные на всякий случай плащи, лошадь тропотали из последних сил.
- Они сказали правду, цверги? - спросил Микаш, пока они еще не успели доехать до лагеря. Чуяло сердце, что там поговорить не удастся.
- Они много всякой чуши несли.
- Насчет того, что вы оплачиваете походы из своего кармана.
- Частично - да, приходится. Казна Совета пуста - приходится это признать.
- Это неразумно, вы ведь ничем не восполняете свое состояние.
- Есть время брать, а есть время отдавать. Сейчас именно последнее. Поверь, лучше тратить деньги живым, чем чахнуть над золотом мертвецом. Скоро оно все равно не будет иметь никакого значения, так пускай уходит. Чтобы продлить агонию, как сказали эти твари.
Деревья расступались, впереди уже светало, а с неба падали крупные капли дождя. Полыхнула паутина молнии, расчертила сумеречный небосвод. По ушам ударил громовой раскат.
Гэвин спешился:
- Езжай один. Золото спрячь в надежном месте. Потом я распоряжусь, как его тайно в Эскендерию переправить.
Микаш кивнул. Тайный схорон нашел под корнями старинной ивы. Припрятал туда все мешки, а сверху прикрыл пожухлой листвой. Огляделся по сторонам - нет ли кого. Нет, и аур не чувствуется. Хорошо.
Вернулся, когда уж совсем расцвело. Все прятались в палатках и у костров, отсыпались после попойки. Микаш наскоро расседлал лошадей и переоделся, чтобы явиться к маршалу с докладом. Застал его в маршальском шатре, когда тот тоже едва успел переодеться и сушил курчавящиеся от влаги волосы.
- Все сделал, как велено.
Гэвин кивнул. Через мгновение в шатер ворвался Вальехиз и взбудоражил всех своим криком:
- Срочное послание с Авалора!
Гэвин выхватил у него письмо и развернул. Тревожный взгляд пробежался по строчкам, морщина на лбу между глаз становилась все глубже и глубже. Письмо выпало из рук.
- Я еду домой. Готовь приказ о передаче командования, - бросил он Вальехизу и, словно забыв обо всем на свете, начал спешно собирать вещи.
- Что-то стряслось? - осторожно поинтересовался Микаш.
- Моя жена скончалась от лихорадки, - ответил тот после долгой паузы бесцветным голосом.
Микаш не знал, что говорится в таких случая, что вообще можно сказать или сделать. Это просто…
- Простите. Мне так жаль. А что…
- Разберись сам. Учись все делать сам, - зло отмахнулся Гэвин.
Микаш больше ни о чем не спрашивал. Просто наблюдал вместе со всеми, как маршал несется прочь на своем жеребце в самую бурю.
========== 15. ==========
Мне не понравилось, каким Микаш вернулся из похода в этот раз. Нет, он всегда возвращался немного другим, чужим, отстраненным. И практически все время его отпуска я пыталась снова с ним сблизиться. Нет, мне не хотелось его бросить, наоборот, все страшнее отпускать от себя. Я будто срасталась с ним корнями и тоска, когда он уезжал, рвала душу на части. Но теперь, теперь тревога ощущалась особенно остро. Микаш молчал, отмахивался, уверял, что все прекрасно и он всем доволен, но при этом я прекрасно ощущала его подавленность. Жаловаться просто не хотел, как и всегда. И мне оставалось только обнимать его покрепче и целовать, пока он не смягчался и не забывал о своих печалях хотя бы на несколько ударов сердца.