Отчаяние в его голосе вырвало меня из тенет наслаждения и заставило повернуться к нему лицом. Печально и пристально смотрели усталые серые глаза. Хотелось целовать их до тех пор, пока это выражение не сотрется с его лица.
- Но пока я здесь. Мы же договаривались быть вместе и наслаждаться каждым отведенным мгновением.
- Теперь мне этого мало.
- От разлуки никакие клятвы не спасут, ты же знаешь.
- Но они помогают верить. Вера – все, что у нас есть.
Он переплел со мной пальцы, и на этом голоса смолкли, уступив разговору изголодавшихся по близости тел.
На несколько дней я забыла о своих друзьях-единоверцах, наслаждаясь ухаживаниями Микаша, который отказывался отпускать меня от себя. Я жалела его, баловала и позволяла может быть даже слишком многое, боясь огорчить или обидеть. Его улыбки, его лучащиеся счастьем глаза, его умиротворенный голос пьянили и кружили голову, будто бы ничего в мире не может быть ярче и лучше этих моментов.
Праздник закончился, когда я все же решилась проведать друзей в нижнем городе. Утром, я думала, Ферранте уже ушел на приработок, но он оказался дома с Руем один, качал его на руках и никак не мог успокоить.
- Где Хлоя? – спросила я с порога, предчувствуя беду.
- Не знаю и знать не хочу. Вчера бросила Руя одного и ушла. Когда я вернулся, он уже орал на всю улицу, - раздраженно ответил Ферранте. Голос его был сухой и ломкий, а белки глаз подернуты красной сеточкой мелких жил явно из-за недосыпа.
- Надо ее найти. Руй похоже голоден.
- Нет, не надо. Помнишь, ты предлагала помощь. Так вот, теперь я согласен. Купи нам козьего молока, пожалуйста!
- Ферранте, так делу не поможешь. Ты должен зарабатывать на еду, а Хлоя – сидеть с Руем.
- Я справлюсь один, если она не хочет. Я устал утирать еще и ее сопливый нос и тянуть на своем горбу.
- Ты – справишься, а он будет всю жизнь страдать без матери. Поверь, я знаю, о чем говорю.
Он поднял на меня затравленный взгляд:
- Просто купи молока, а?
Пришлось согласиться, потому что Руй уже захлебывался ором.
За нормальным свежим молоком бежать пришлось в верхний город, но я постаралась вернуться так быстро, как только могла, с полным кувшином. Ферранте принялся поить осипшего Руя с ложечки, но тот сопротивлялся, сплевывал и заходился хриплым плачем еще больше.
- Я все-таки разыщу Хлою.
- Делай, что хочешь, - измученное отмахнулся Ферранте и продолжил бесполезную борьбу с собственным сыном.
Я пожала плечами и вышла. Отыскать Хлою не составила труда. Я прекрасно знала то единственное место, куда она могла пойти, к тому же настолько хорошо изучила ее ауру, что без проблем ощущала даже на большом расстоянии.
Как я и рассчитывала, Хлоя пряталась дома, в своем старом доме у братьев. Я вошла к ним без стука. Высокие крупные парни подскочили и окружили меня как свора псов, главный из них – заматеревший Лино. Несколько передних зубов уже потерял в уличных схватках, щетинистые щеки украшали несколько мелких шрамов, и глаза стали совсем шальные, как у вечноголодных бродячих собак.
- Ну чего приперлась, куколка? Вишь, надоело ей с вами, чистыми да правильными. Обратно в семью хочет, к родной крови, - не подпуская меня к мрачно забившейся в угол Хлое, принялся запугивать меня Лино. – Иди, возвращайся к этому полоумному олуху-проповеднику, если хочешь. Нашей Хлое он не пара.
- Я думаю, что это должна решать она сама, - я оттолкнула Лино – тот все еще боялся вступать в открытое противостояние, один раз отведав моего дара. Я подошла к Хлое и протянула руку: - Ну же, пойдем, давай просто поговорим.
Она избегала моего взгляда.
- Я же говорю, не пойдет с тобой – наша она. Вон даже к матушке Тертецци сама идти согласилась. Понимает, что без этого с убогим и его отродьем жизни никакой не будет. И ты уже уймись! – продолжал скалиться Лино, но я не отступала.
- Это правда, Хлоя? Ты правда хочешь торговать своим телом? Правда хочешь ублажать грязных, пьяных, вонючих мужиков, пока они не изувечат тебя до смерти?
- Да! Хочу! По крайней мере, это будет веселее и легче, чем с эти чудовищем, которое сосет из меня все соки! – наконец, подала плаксивый голос сама Хлоя. – Если так неймется, то забирай! Забирай их обоих, и Ферранте, и спиногрыза, у тебя ведь так хорошо получается, не то, что у меня, убогой!
- Хлоя, перестань, я не могу их забрать. Они не моя семья, - я сделала последнюю робкую попытку ее успокоить. – Давай поговорим на улице, без свидетелей, м? Как подруги, мы ведь еще подруги?
- Гони ее взашей! – подначивал Лино, но Хлоя не послушала.
- Сам вали взашей!
Поднялась и подошла ко мне:
- В последний раз.
Мы вышли на улицу. Сразу стало светлее и свежей – думается легче, и уже вся эта ситуация не кажется такой уж безысходной.
- Ну что еще ты хотела мне сказать? Что не захочешь знаться с потаскухой? Ну так мне и не надо больше твоих милостей. Сама проживу!
- Знаешь, как говорят, лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. Вот и я лучше покажу. Идем? – я снова протянула ей руку.
Она задумалась ненадолго, но в этот раз все-таки приняла ее.
Первой остановкой на нашем пути была лачуга Ферранте. Я беззвучно отодвинула полог и попросила Хлоя заглянуть внутрь. Изморенный Ферранте сидел на лавке и раскачивал на руках Руя, напевая мелодичную и нежную колыбельную своего народа.
- Ну скажи, где еще можно найти такого мужчину? Он же все для семьи сделает. За ним – как за каменной стеной.
Хлоя поджимала губы и смотрела на меня волчонком. Весь ее вид красноречиво говорил: забирай сама, раз так нравится. Я вздохнула и повела ее дальше. В дом терпимости матушки Тертецци. Обшарпанное покосившееся здание с крохотными оконцами, в которых с трудом просматривалось задымленное помещение. Грязные столы, за ними не менее грязные завсегдатаи грубо лапали потасканных, очень быстро состарившихся женщин. Кто-то тянул наверх, кто-то развлекался прямо в общем зале, придавив подружку на час к стене, у которой на лице было написано каменное безразличие.
Хлоя всхлипнула, отпрянула от гнилой рамы и задышала часто-часто. Упрямо сжала ладони в кулаки:
- Ну и что! Лучшего мне все равно не видать. Я такая, такая как они, и пусть будет так!
Я только и могла, что покачать головой. Осталось последнее средство: если уж оно не подействует, придется отступить.
- Куда теперь? Смотреть дворцы знати? – зло посмеиваясь, спросила Хлоя, когда мы пролезали сквозь дыру в стене в верхний город. – Я и так знаю, что вы живете чистенько и сладко, только у меня такого все равно не будет. Ферранте никогда не вырвется из нищеты, а на мне не женится богатый принц.
Я молча вела ее по знакомой дороге. Хлоя тоже ее узнавала – явно поняла, куда мы направляемся и следовала покорно, молча. Столько раз мы ходили по этой улице. К паперти огромного храма врачевателей, храма Вулкана.
Знакомый служка встретил меня у массивных окованных железом дверей легким кивком и пропустил нас внутрь.
- Притащила очередного бродягу? – недовольно поинтересовался встретившийся по дороге молодой целитель, оглядывая Хлою с ног до головы брезгливым взглядом.
- Нет. На этот раз просто… помолиться за больных, - выдержала я его презрение.
Нас не стали задерживать. И вскоре мы оказались в переполненной больными главной зале. Мы прошлись вдоль рядом лежавших на тюфяках на полу людей, горячечных и выздоравливающих разом. Я хорошо знала то место, отделенное ото всех остальных порогом стыдливости и молчания. А вот Хлоя ступала несмело, прижимая ладони к груди, затравленно оглядывалась по сторонам, морщила нос, чуя запах лекарственных настоев.
- Мы на месте. Я хотела, чтобы ты увидела, что такое на самом деле конец той жизни, которую ты хочешь себе выбрать.
Здесь коротали свой последний час зараженные срамными болезнями женщины из домов увеселений. Конечно, не таких дешевых и грязных, как у матушки Тертеции, а из более-менее приличных, которые тайно держали в верхнем городе под видом обычных харчевен и кабаков.