- Соболезную вашему горю, - начала я с вежливого обращения, надеясь хоть немного его смягчить и расположить, но вышло плохо.
- Не стоит. Мой сын еще жив, хоть Стражем уже никогда не станет, - резко ответил Гэвин, впервые за сегодня одарив меня тяжелым пронизывающим взглядом. – Лучше подумайте о своем ребенке.
Я испуганно сжалась. Даже Жерард ведь не догадался!
- Как вы узнали?!
- По ауре – у беременных женщин она всегда как будто сияет. И взгляд направлен внутрь себя.
Я облизала пересохшие от волнения губы.
- Вы ведь не станете угрозами требовать от меня прикрывать ваш обман в очередной раз? – он развернулся ко мне всем телом и теперь смотрел в упор – от такой прямоты я даже опешила.
- Вы не верите, что нам и правда удалось связаться с богами? – спросила я, прислушиваясь к пафосной вступительной речи Жерарда, который называл на светочем новой надежды и призывал внимательно запоминать и записывать каждое наше слово, которое после может трактоваться совершенно неожиданным способом и спасти весь мир в решающий момент.
- За всех не скажу, но мои предки были сподвижниками Безликого, кое-какие воспоминания о нем до сих пор хранятся в моей семье, и если хоть часть из них правда, он никогда бы не стал участвовать в этом балагане, даже если и вправду был богом, которого можно воскресить.
- Он и вправду… бог, - только и смогла ответить я.
- Скажите, оно того стоило? – не унимался Гэвин, заставляя мои щеки пылать от стыда. – Вся эта жуткая краска на лице и ложь во имя чужих целей?
- А вы сами разве не такой же? Использовали Микаша в своих целях, а теперь нашли кого-то лучшего, а его, его мечты, преданность и даже дружбу – на помойку? Другого места он попросту не найдет, а без ордена жить уже не сможет.
- Странно слышать такие речи от вас. Ведь именно из-за вас он на таком положении в армии. Вы держите его на коротком поводке. Не стыдно?
- Я пыталась свести его с высокородной невестой – он наотрез отказался, если вы об этом. Он ни одну из них не выберет. И дело вовсе не во мне.
Он рассмеялся гортанно, зло.
- Я лично знаю одну высокородную, которой он никогда не откажет.
Это несколько поколебало мою уверенность. Я чего-то не знаю о Микаше? Неужели даже он, самый честный из людей, меня обманывал?
- Приведите ее ко мне, и я помогу ей стать его женой.
- Клянетесь? – Гэвин склонился над самым моим ухом. – Она сейчас сидит рядом со мной и дерзит, нагло глядя мне в глаза.
- Очень смешно, - я обняла себя руками, обидевшись на глупую шутку.
- Отнюдь – так горько, что хочется плакать. Разве вы не понимаете? Я бы мог принудить вас стать его женой по первому его слову, но он не хотел вас неволить и наивно надеялся, что вы все же возымеете совесть. Но даже сейчас, нося под сердцем его ребенка, вы предпочитаете амбициозную ложь искреннему и праведному чувству.
- Он правда все это время защищал мою свободу ценой своей карьеры? – я ужаснулась, зажав рот ладонями. Что же я наделала! Почему?! Почему он ни слова не сказал? А все те туманные намеки – я как будто глохла, закрывалась от них, пренебрегала… Ради чего? Дура!
- Я… увязла… Помогите мне!
- Вы хотите, чтобы я рассказал о вашем положении Микашу?
- Вы что-то знаете про него? Не молчите!
- Я отозвал своих людей из патруля – они возвращаются. К вечеру Микаш будет у меня на докладе.
От волнения я схватила Гэвина за руки:
- Скажите! Скажите ему, что я в беде и мне больше не у кого просить помощи. Скажите, что я очень-очень его жду!
Строгие брови маршала сошлись над переносицей, очертив неумолимую, жестокую дугу:
- Только если вы пообещаете выйти за него и заставите вашего отца дать ему ваше родовое имя вместе с привилегиями. Вы правы в одном – тут наши дороги расходятся. Я больше не смогу ему помогать. Вы – его единственный шанс закрепиться в ордене.
- Обещаю, если Микаш еще будет хотеть, я стану его женой и уйду из проекта.
- И родите его ребенка.
- Я рожу в любом случае, - инстинктивно сложила руки на животе, обороняя его ото всех, всех, кто хотел посягнуть или причинить вред. Буду защищать до последнего вздоха.
- Хорошо, я сделаю, что вы просите, - Гэвин кивнул и отвернулся.
На арену вышла Джурия с одухотворенным лицом и устремленным в необозримую даль взглядом. Высокий торжественный голос эхом разлетался по примолкшим в напряжении трибунам.
- Я память древности, я вижу корни. Отголоски тех событий, что сотрясали мою твердь эоны назад, рокочут в моих ушах до сих пор. Я помню, как пришел враг. Его голос полнился гневом, а слова горечью. Он жаждал то, что ему не принадлежало и никто из нас не мог дать. Мы твердили Высокому: попытки договориться тщетны, нужно сразиться и убить, но он боялся оставить незаживающие шрамы на ткани мироздания. Говорил, Она не потерпит и скинет всех, вновь обернувшись в первозданный хаос неподвластной нам музыки.
Люди начали перешептываться, плохо понимая смысл слов. Совсем не то, что они жаждали услышать – история давно минувших дней.
- И отпустил Высокий злокозненного. Удалился тот в недра небытия и оттуда вынашивал планы мести. Скрутил пространство, изломал пороги, вспорол материю черной дырой, как червь проточил в яблоке ход, раскрыл вихревую воронку, сияющую ядовитыми огнями.
Наблюдать за реакцией было забавно. Вначале таращились, потом удивленно открывали рты, пока и вовсе не зевали. Может, не стоило начинать настолько издалека?
- Он привел пришельцев, он засеял ими наш мир, пришельцы стали убивать нашу паству, жать нашу плоть и кровь, чтобы самим кормиться. Мы защищались, сколько могли, но нас было несоизмеримо мало. Рати, полчища, орды прокатывались тут и там, как саранча, ничего после себя не оставляя. И тогда Высокий велел одарить лучших из лучших, чтобы они стали равными нам и сражались бок о бок. Мы взяли их – неразумных детей от матерей – подняли до небес и вскормили своим молоком. Сильные из сильных, они стали щитом для наших пастбищ. Демоны дрогнули, ощутив нашу силу, но Он не внял. Ярился пуще прежнего, испускал ядовитые шипы, отравлял и искажал. То, что было наше, делал своим. Но оно не живо, безвольно, не способно утолить жажду и только воспаляло ее больше. До крайности!
И он измыслил дурное, самую гнусную месть. Пробраться в дом Высокого, соблазнить его непутевое чадо, возвести на Небесный престол дух неправедный. А праведный заковать в цепи, заключить в недра и убить!
Сражались мы долго, сражались мы тщетно. Не знали мы о напасти, что таилась среди нас. Братской крови напился враг, любовь в ненависть обратил. И гремела последняя битва, и закрывал нас высокий широкой грудью. Устрашился Он, убрался Он зализать чудовищные раны, собрать новых приспешников, придумать новый план. Но шипы зла поразили Высокого, ослабив предательством и отравив безутешным отцовским горем. И он ушел, оставив нас сиротами, без отца и вождя. Небесный град – мертвым, Высокий престол – пустым. И мы тоже ушли в горе и страхе, рассеялись, уступили пастве, оставив ее на страже вместе себя…
Заунывная речь длилась так долго, что усыпила даже меня. Я не выдержала и еще раз обратилась к Гэвину:
- Ведь Микаш сможет, да?..
- Он все сможет, - ответил мне другой, более молодой и бодрый голос.
Я вздрогнула и повернула голову в другую сторону от маршала. Рядом со мной сидел высокий человек в холщовом балахоне. Его лицо полностью скрывала круглая белая маска с тремя красными полосами будто царапины от когтей. Из-под нее выбивались иссиня-черные кудри. Полыхали нестерпимой небесной синевой глаза в прорезях.
Не веря, я протянула ладони, чтобы пощупать, убедиться, что это не сон, не сумасшедшая греза рехнувшегося от всего происходящего сознания.
- Ты кто?
- А ты не знаешь? – такой знакомый властный голос с бархатной хрипотцой, и этот запах сладкого морозного утра, аж щеки щиплет. И эти нарочито насмешливые повадки с притаенной глубоко внутри горькой ноткой. Он перехватил мои ладони и по-дружески сжал, аж в душе защемило. На глаза навернулись слезы. - Демон, злой дух или такая же заблудшая душа, которая не может отыскать путь домой. Выбирай, что нравится. Ты же всегда это делала.