Выбрать главу

- Безликий, я… - говорить было сложно из-за подступившего к горлу комка. – Ты… ты пришел! После всех этих лет, после всего, что было. Я же отчаялась, якшалась с единоверцами, предавала своих. Злилась на тебя и кляла. Разве ты можешь меня простить?

- Я никогда на тебя не злился, - он вытер мои щеки большими пальцами, совсем как тогда в Хельхейме. – Пожалуйста, только не слезы. Всегда чувствую себя гадко, особенно когда знаю, что виноват в них я.

- Так где ты был?

- Там, - он указал наверх, - здесь, - обвел рукой пространство вокруг. – Но главным образом вот тут, - он коснулся моей груди с левой стороны, где билось сердце.

- И ты вот так запросто позволял мне творить все эти безумства?

- Нет, я творил их вместе с тобой: отчаивался, угрожал Гэвину и дерзил Жерарду, лечил Ферранте от ран, наставлял Хлою на путь истинный, сжимал головы телепатическими клещами ублюдочным насильникам и спасал единоверцев через тайный ход. Думаешь, тебе бы удалось отыскать его и открыть без моей помощи?

- Но зачем? Зачем помогать тем, кто воюет с твоим орденом? – недоумевала я.

- Поначалу, как и тебе, было любопытно. Они – нечто новое для нашего мира, я не встречал такого раньше. Ты была моими глазами и ушами. Я изучал их через тебя, пытался понять, что им нужно.

- И как, понял?

- Вполне, иначе бы не отпустил.

- То есть у меня совершенно не было ни воли, ни выбора?

- Ну от чего же, будь на то моя воля, ты бы уж точно никогда не связалась с этим прохиндеем, - он кивнул на Жерарда, который только что вышел на сцену к Джурии, чтобы поблагодарить ее за выступление и пригласить следующую – Торми. – И вышла бы замуж за Микаша, так было бы правильней всего. Но ты решаешь сама, а я могу только поднимать тебя к небесам и закрывать своими крыльями, когда ты просишь.

- Я прошу? Даже теперь?

- Каждый миг.

Я вздохнула и отвернулась, не в силах совладать с чувствами. Столько времени, столько переживаний, столько усилий потрачено на поиски того, кто, оказывается, всегда был рядом. Не злился, не обижался, не разочаровывался.

- Я пронзающее время око, я вижу ваше будущее во мгле! – закрыл глаза и запрокинув голову, начала вещать глубоким грудным голосом. – То, что было, повторится вновь. Сотрясется твердь, прольются кровью небеса, из искры разгорится пламя, весь мир охватит чудовищный пожар, и живые позавидуют мертвым!

Если от речей Джурии все насторожились и зевали, то сейчас они просто посмеивались. Наверное, если бы я действительно болела за дело Жерарда, я бы расстроилась. Если бы рядом не было Безликого, я бы разволновалось, как бы не случилось какой беды, ведь меня отправляли на заклание последней, когда всеобщее раздражение и неверие достигнет апогея. Но с ним: уверенным и насмешливым – страшно не было.

Безликий вальяжно развалился на каменном сиденье, закинув ногу за ногу.

- Мда, многомудрые тетушки в своем репертуаре. Все бы им стращать байками о светопреставлении. В них же давно уже никто не верит!

- Так конца света не будет? – встревоженно спросила я.

- Отнюдь. Всегда есть варианты будущего, которые заканчиваются скверно, и сейчас их как никогда много. Но есть и шанс, что все обойдется, пускай и мизерный.

- Так зачем ты пришел?

- Поучаствовать в балагане, – он усмехнулся, украдкой поглядывая на сидевшего за мной Гэвина. - Надо же когда-то высказать все, что наболело, пока за меня это не сделали другие, - Безликий указал на торчавший у меня из-за пазухи лист с речью Жерарда.

- И каково тебе? Ну, видеть, во что превратилось твое детище?

Безликий заметно ссутулился:

- У каждой вещи под луной есть свое начало и свой конец. Когда-то в детстве мой отец казался мне вечным, но и ему пришлось уйти за грань, чтобы уступить место чему-то новому.

- Тебе?

Он молчал.

- Сейчас такое время – все подходит к своему логическому завершению. Отцветает, увядает и опадает, оставляя голый остов. На пороге эпоха затяжной зимы, которая укроет все – истерзанные тела, разоренные селения, израненную землю толстым снежным покровом, пока сама жизнь не наберется сил, чтобы возродить все заново. И сделать сейчас можно лишь одно – посеять семена, которые в нужную пору дадут сильные всходы.

Его слова звучали также туманно, как речи Джурии и Торми.

- Я постараюсь обойтись без пространных метафор и высших материй, - усмехнулся он на мое недоуменное выражение.

- И предаст родная кровь родную кровь, и последним злодеянием ляжет гора мертвецов, и подымится посреди той горы единственный уцелевший. И примет белый плащ палача, и карающий меч его распалит пожар, что очистит всю землю от виновных и безвинных разом. И возродятся посреди тех пепелищ младые боги. И пройдут по земле, и содрогнется твердь от их тяжелой поступи, и наполнятся реки огненной кровью. Их будет пятеро: последний отпрыск побочной ветви священного рода, что не должен жить. Сильнейший воин во всем Мидгарде, что должен умереть. Отверженный сын отверженного, что должен выжить, чтобы жили другие. Последний из видящих, что должен выбрать между тенью и светом. Мечтающий о любви, что должен отдаться ненависти и пробудить древнее проклятье. И спящий во льдах Небесный повелитель, что должен возродиться и спасти нас… либо погубить. Когда соберутся все пятеро вместе, наступит последний час этого мира. Час Возрождения!

- Ну зачем же так пафосно? Шуметь мы будем уж явно не громче, чем вы здесь, - не удержался от язвительного замечания Безликий.

Торми в последний раз воскликнула что-то невразумительное и лишилась чувств. Жерард подхватил ее в последний момент, прежде чем она успела рухнуть на пол. Тут же подбежали Кнут и Кьел, подхватили ее и унесли. Большой Совет, высокие лорды и полевые командиры, громко роптали. Убедить их оказалось куда сложнее, чем легковерную толпу, которая велась на драматические эффекты в духе театра Одилона. Жерард поднял на меня хмурый взгляд и подозвал рукой. Я послушно поднялась.

- Только помните – вы клялись, - донесся до меня глухой шепот маршала. Да, телепатическое вмешательство он мне точно не простит.

- Не беспокойся ни о чем, тебе вредно, - Безликий поднялся следом и по-дружески положил мне руку на плечо. – Говорить буду я, и ответственность за каждое слово – тоже на мне. Они тебя не тронут.

- Я не боюсь. Больше – нет, - я сжала его пальцы, и, держась за руки, мы начали спускаться к сцене.

Видно, выражение моего лица стало каким-то особенным – люди, мимо которых мы проходили, оборачивались и пристально вглядывались, будто тоже хотели увидеть того, кому я так загадочно улыбаюсь.

- У тебя щеки горят и глаза сияют. Что-то случилось? – не замедлил поинтересоваться Жерард, как только мы с ним поравнялись.

- Он со мной! - ликуя, объявила я. – Он будет говорить сам. Без обмана. Разве вы не рады?

Я всучила ему обратно скомканный листок с речью. Он смотрел на меня во все глаза, оглядывал пространство вокруг меня, словно силился разглядеть стоявшего по мою правую руку Безликого. Тот щурился на Жерарда с каким-то странным ожесточением, даже презрением. Удивительно, кажется, Жерард не нравился Безликому даже больше, чем мне. Или мне передавалось это холодное злое презрение через него, и я путала его с собственными чувствами. Насколько же сильная наша связь?

- Рад, конечно, что он наконец решил вылезти из своей раковины. Пускай говорит. А потом мы тоже… поговорим… все вместе. Это будет очень длинный и поучительный разговор, - звеняще ровным голосом ответил Жерард, словно грозил чем-то. Чем можно угрожать богу?

Жерард кивнул и удалился с помоста, чтобы не отвлекать на себя внимание собравшихся. С легким сердцем я подошла к кафедре. Знала, что рядом с ним все будет хорошо. Они поверят, как поверила я. Безликий положил руку мне на плечо, и я почувствовала, как сквозь его пальцы в меня потекла живительная сила. Тело наполнилось легкостью, и я словно воспарила над суетным миром, в безмятежной полудреме наблюдая за происходящим, словно это был сон, в котором я наблюдала театральное представление, но уж никак не участвовала в нем сама. И даже не видела себя за кафедрой – там стоял один Безликий, опираясь на нее жилистыми мужскими руками, выглядывающими из прорезей бесформенного холщового балахона. Обводил толпу пристальным взглядом, захватывая внимание каждого. Они словно разом перестали дышать, загипнотизированные мерцанием магической синевы его глаз.