- Как думаете, правда? Потомок самого Безликого? Да что-то не похож. Нет ну рослый, пригожий, слыхали, сына самого маршала спас – на себе с поля битвы унес. Герой! Кому быть потомком бога, как не ему? Да-да, сам маршал Комри объявил, а он никогда не врет! Даже в отставку подал, чтобы уступить мальчику место. Да-да, Комри же сподвижниками Безликого были – уж кому, как не маршалу.
Микаш на мгновение замер, не веря, пытаясь осознать… Маршал подал в отставку? Уступил место сосунку, которого обозвал потомком Безликого?
Заработал локтями еще яростней, чтобы только увидеть. Люди повсюду громко возмущали и шипели, но ему было плевать. Пробился к самому помосту для выступлений. Посреди него стоял, видимо, тот самый малец, о котором в последнее время только и говорили. Действительно, высокий и крупный, ни в чем не уступавший Микашу, разве что молодой совсем, не успевший заматереть и растерять наивный блеск в угольно-черных глазах. Открытое лицо с правильными чертами. Черные волосы, без синевы, как у маршала, заплетены в церемониальную прическу, одежда очень скромная, из немаркого темного сукна. Микаш и сам ходил в такой же, когда только-только поступил в орден.
«Ойсин Фейн», - несколько раз громко повторяли его имя стоявшие рядом высокопоставленные Стражи. Видно, решили сразу взять парня в оборот под свое крыло, чтобы направлять в нужную сторону. Он мялся, сутулился, краснел, явно не привыкший к такому вниманию, но все же улыбался широко и счастливо, явно обрадованный такому родству.
И почему-то вспомнился совершенно другой Фейн. Завернутое в белый саван тело со страшными ранами. И маршал, который предпочел спасти безродного новобранца, а не опытного командира звена… потомка Безликого. Да и не чувствовалось тогда в нем ничего божественного, даже просто таинственного, как и в этом юном наивном мальчике сейчас. Ну да, силен, с уникальным даром, пульсирующим синими прожилками в ауре. Подающий надежды телепортатор, но не больше.
- Маршал! Где маршал? – Микаш принялся расспрашивать всех, кто стоял рядом.
Его не слушали, не отвечали. Все внимание было приковано к марионеточному мальчику на помосте. Его плечи уже укрывали роскошным маршальским плащом, подбитым самым дорогим белым песцовым мехом, а на голову водружали серебряный венец с синими каменьями.
- За орден! – скандировала толпа. – Мы освободим Мидгард от единоверческой ереси! За нами Безликий!
Балаган!
- Где мастер Комри?! – Микаш не выдержал и схватил за грудки стоявшего рядом Стража.
- В своих покоях. Вещи собирает, если еще не уехал. Он больше никто, - ответили Микашу, только чтобы он отстал.
Не обращая больше внимания на бутафорское представление, Микаш принялся пробивать себе путь к маршальским корпусам. Нужно успеть, узнать, сказать последнее слово. Неужели и впрямь – конец? Вырвавшись из толпы, он побежал к стоявшим на отшибе зданиям. Здесь было непривычно тихо и пусто, но это только радовало. Не хотелось видеть никого, кроме маршала. Лишь бы не уехал, лишь бы входную дверь оставил открытой.
Взлетел по ступеням, толкнул дверь так, что она с размаху врезалась в стену и едва не сошла с петель. Суетливый топот сапог не глушил даже толстый ковер, эхом отбивая последние мгновения вместе с ударами сердца. Последняя преграда – дверь в кабинет маршала. И столько связанных с ней воспоминаний, хлестали тугим валом. Как он первый раз шел по этому длинному коридору, как ягненок на бойню. Как трясся от одного строгого маршальского взгляда, как сопротивлялся во время допроса, стыдясь своего прошлого, как услышал эти самые заветные слова: «Ты мой человек. Собирайся. Через день выступаем!» Как славно было, как радостно от того, что глупая детская мечта все-таки сбылась. А теперь… все пошло прахом… не повторится больше никогда!
Микаш вошел без стука.
Маршал все также сидела за столом, сосредоточившись так, что ничего вокруг не замечал. Только вместо того, чтобы скрипеть пером по бумаге, составляя очередной отчет или прошение, он выдавливал из раны на собственной ладони кровь. Как можно больше, словно она стала змеиным ядом.
- Мой маршал? – ошарашенно позвал Микаш.
Он не отвечал. Микаш подошел к нему и встряхнул за плечо – только тогда Гэвин опомнился и поднял на него усталые воспаленные глаза, под которыми залегли чернильные тени. В купе с бледной кожей выглядел он как покойник.
- Уже не маршал. Просто мастер Комри, - ответил он, спрятал израненную руку под стол, а второй взлохматил и без того растрепанные волосы.
- Зачем вы это сделали? Зачем солгали, что этот мальчишка – потомок Безликого? Это же смеху подобно – любой здравомыслящий человек поймет. Это же вы, вы истинный потомок бога.
- Тише, Микаш. Ты не понимаешь, о чем говоришь, - ответил он бесцветным голосом, словно молил не мучить его больше.
Но нарыв этой неизбывной горечи будто прорвался и теперь хлестал гноем упреков и возмущения во все стороны. Микаш не мог его остановить:
- Я не настолько наивен, как вы думаете. Я видел, как вы сражаетесь, видел, как говорите с демонами, видел вашу высшую мудрость. Только вы достойны вести это воинство близоруких глупцов в последний бой!
Гэвин вытянулся на стуле и молча смотрел ему в глаза, как в зеркало собственно совести.
- Утихомирьтесь, мастер Остенский! – в распахнутой двери появился Сольстис с подносом в руках. На нем стояла большая чашка с дымящимся терпким горьким запахом отваром. – Имейте совесть. Маршалу только что сообщили, что один его сын умер, а второй лежит при смерти. А его лучший друг, его величество король Авалора, погиб от руки заговорщиков. Не смейте его осуждать!
- Простите, я не знал, - пристыженно пробормотал Микаш. Сердце сжималось от жалости, хотелось протянуть руку и забрать хотя бы часть его горя себе, только чтобы не видеть его таким… сломленным.
- Вот, выпейте, это должно помочь, - уже намного мягче сказал Сольстис и поставил перед Гэвином чашку.
- Благодарю, но право, не стоит распространяться о моих проблемах и тем более меня жалеть, - процедил сквозь зубы маршал. Его глаза полыхнули яростным синим светом, словно чужая жалость разозлила его куда больше, чем обвинения во лжи и трусости. Он взял чашку и выпил обжигающее содержимое залпом. Бледное, как у покойника лицо, начало обретать хоть какую-то краску. – Я не потомок Безликого. Был бы им – он бы со мной так не поступил.
Он сорвал с шеи свой желудь-талисман и сдавил его пальцами с такой силой, что тот рассыпался в труху. Но этот акт отчаяния убедил Микаша в своей правоте еще больше.
- Даже если и так, не уходите, не бросайте все вот так, не уподобляйтесь ему. Без вас этот орден и дня не выстоит. Безусый юнец будет беспрекословно слушать высоких лордов, а они с их глупостью и страстью к стяжательству изничтожат даже то, что можно было еще спасти!
- А что ты мне прикажешь делать? Я не могу сражаться против людей! – Гэвин достал свой меч из ножен и демонстративно бросил на стол: - Если обагрить этот клинок кровью собратьев, то он расколется на осколки, а мой божественный дар утечет сквозь пальцы и не возродится даже в моих потомках. Если тебе так горит, то ступай под их стяги. При должном рвении сможешь сделать так, что Ойсин будет только тебе в рот смотреть. Но надо ли тебе это?
Микаш потупил взгляд и молчал.
- Я и так отдавал ордену всего себя. Настало время побыть со своей семьей и родиной, хотя бы немного. И тебе советую не тратить свое красноречие на меня, иначе тоже рискуешь потерять самое дорогое, что у тебя есть. Что еще может быть!
- Что? – встревоженно нахмурился Микаш, оглядываясь по сторонам, будто надеялся найти ответ прямо в этом кабинете.
- Твоя Лайсве в беде. Слышал, что творилось давеча на Большом Совете? Она привела Безликого, оракул Жерарда заговорил. И если я только правильно понял хотя бы часть из его амбициозных планов, ничего хорошего ей это не сулит. И теперь только ты можешь ее спасти.
- Как? – только и мог ахнуть Микаш. Сердце ухнуло в живот, все тело будто свело судорогой ужаса. Лайсве!