- Знаешь одно из священных правил ордена? Женщина может принадлежать только отцу своего ребенка, если он сам заявит на нее права. Она беременна.
Микаш только и мог, что таращиться на него во все глаза, лишившись дара речи. И смысл доходил очень туго, сквозь набатный грохот крови в ушах.
- Жерард развернул какое-то грандиозное строительство под университетом. Должно быть, он держит ее там. Забудь обо мне и поторопись. В последний раз, когда я ее видел, она умоляла, чтобы ты забрал ее.
Микаш резко выдохнул и развернулся к выходу. Эта тревога…. Она была вовсе не о маршале! Лайсве. Бедная Лайсве, как он мог не уследить?! Но не успел он дойти до двери, как Гэвин перехватил его за плечо, оказавшись рядом за одно стремительное движение.
- Возьми – это последнее, что я могу для тебя сделать, - Гэвин вложил в ладонь Микаша письмо, скрепленное гербовой печатью рода Комри. – Увези ее отсюда как можно дальше, к ее отцу. Это послание для него, там предложение, от которого он не сможет отказаться. Ему придется выдать ее за тебя замуж и принять тебя в свой род. Послушай!
Микаш открыл рот, чтобы отказаться, но Гэвин не дал ему вставить ни слова.
- Так будет лучше для всех, для нее и твоего наследника в первую очередь. Перестань, наконец, потакать своей чрезмерной гордости. И помни: как бы там дальше ни сложилось, за все свои поступки отвечаешь только ты сам. Ни окружающие люди, ни обстоятельства не смогут тебя сломить, если твоя воля будет тверже кремня. Только ее советы укажут правильный путь. А теперь прощай!
Микаш не выдержал и обнял его так крепко, как в детстве хотелось обнять отца, которого никогда не было. Коснулся сухими губами изборожденного глубокими морщинами лба.
- Да хранит вас само Небо, раз Безликий не может.
Гэвин смотрел протяжно и тяжело, словно ему было неудобно и совестно за такое открытое проявление чувств. И почему-то показалось, что когда в следующий раз Микаш увидит эти неестественно яркие, светящиеся синевой штормового неба глаза, они уже будут принадлежать кому-то другому.
***
Когда за Микашем захлопнулась дверь, Гэвин повернулся к так и застывшему в углу Сольстису:
- Ну что стоишь, надо уже и нам отбывать. Думаешь, они когда-нибудь меня простят?
- Вас не за что прощать!
- Пока не за что.
***
Я очнулась в темноте. Твердая поверхность больно впивалась в спину. Руки и ноги привязаны к каким-то решеткам, что даже пошевелиться нельзя. Все тело затекло от неудобной позы. Я зажмурилась, вкладывая весь свой внутренний резерв в ментальный зов. Пускай хоть кто-нибудь услышит.
Услышали!
Зашевелились, затопали чьи-то ноги, скрипнула дверь, огонек свечи обрисовал проем и силуэт стоящей в нем фигуры.
- Вы правы, она очнулась! - донесся до меня голос Кьела.
Я дернулась и позвала:
- Отпустите меня! Что происходит?!
- Успокойте ее и подготовьте. Мне нужно закончить со Скульд, - деловым тоном ответил Жерард из соседнего помещения.
Я забилась отчаянней. Скульд? Почему Скульд? Это ритуальное имя Норны воды, глядящей в будущее - я помнила с учебы. Почему не Торми? Ужас ледяными мурашками бежал по спине, мучая болезненным предчувствием.
- Развяжите меня! - потребовала я у Кьела.
Он молчал. Из-за его спины вышел Кнут и подобрался ко мне вплотную.
- Никак нельзя. Вы сами себе навредите. Отдыхайте лучше - вам понадобятся все силы. Ничего отвратить не выйдет, и на ваш зов тоже никто не явится. Мы глубоко под землей, - сказал он настолько бесстрастно, будто объяснял, что трава зеленое, а солнце заходит на западе.
Я сощурилась, пытаясь загипнотизировать их или хотя бы сдавить телепатическими клещами - ничего! Меня словно отрезало от резерва. Я не могла даже видеть ауры!
- Пожалуйста! Отпустите меня, - заливаясь слезами, только и могла бессильно умолять я.
Кнут поднес к моему лицу фиал с настойкой, которая пахла сладкими свежими ландышами. Голова тут же отяжелела, и снова навалилась глухая темнота.
Во второй раз я проснулась от плеска воды. Открыла глаза и снова зажмурилась от яркого света расставленных по всей комнате свечей. Похожая на смотровую в нашей лаборатории. Голые белые стены, застеленная чистым бельем кушетка, к чьим спинкам меня привязали. На столах у стены в тяжелых серебряных подсвечниках танцевали яркие огни, стояли привычные горшки со снадобьями, ножи и серпы разных размеров, колотушки со ступами. Все, к чем я так привыкла. Все, что казалось мне таким безопасным и обыденным, а оказалось…
Я повернула голову на шорохи, раздававшиеся из противоположного угла комнаты. За полотняной ширмой был виден силуэт склонившегося над тазом человека.
Жерард! Только он столько времени тратит на мытье рук.
Я аккуратно, чтобы производить как можно меньше шума, принялась выворачивать ладони из пут. Микаш учил, как выбираться из самых тугих узлов. Несколько ловких движений, немного удачи. И… Да! Правая рука свободная. Из остальных пут освободится оказалось проще. Молясь, чтобы кушетка не заскрипела, я слезла с нее и на цыпочках подкралась к двери. Потянула за ручку - та не поддалась. Заперли, проходимцы!
В лихорадке я развернулась - взгляд упал на массивный подсвечник на столе. Я затушила свечу, взяла подсвечник и подошла к ширме. Вода все плескалась и плескалось. Я даже слышала, как он остервенело дерет рогожкой свои пальцы. Безумный! Как я могла ему доверять?
Ничего. Я сильная. У меня получится. Целители не умеют сражаться и не могут убивать напрямую. Сопротивляться у него не выйдет.
Я заглянула за ширму, уставилась в его незащищенный затылок. Ради моего малыша. Смогу! Замахнулась, и… Жерард молниеносно развернулся и перехватил мою руку в воздухе.
- Ох ты, какая прыткая стала! Убить меня задумала, неблагодарная? А ведь я так о тебе заботился, потакал и терпел все твои гнусные выходки, - Жерард в голос рассмеялся.
Он вытряхнул из моей ладони подсвечник, и тот с оглушительным звоном покатился по каменному полу.
- Деточка, у тебя кишка тонка кого-то убить. А если не можешь, то за оружие и вовсе лучше не браться.
Жерард заломал мне руку так, что из глаз хлынули слезы и прижал меня к себе. Его горячее дыхание жгло кожу. Он пах кровью и эфирными маслами, как пахли целители в храмах Вулкана после лечения тяжелых больных, только этот не лечил, а убивал!
- Отпустите меня! Вы же обещали. Все прошло хорошо, даже лучше, чем вы рассчитывали. Совет поверил, они дадут вам ваши деньги!
Он снова рассмеялся. Зловещий шепот вкручивался в самое ухо:
- Ты так и не научилась отличать цель от средств. Деньги, поддержка Совета, народная вера - конечно, очень облегчают мою работу, но это далеко не главное. А знаешь, что главное?
- Что? - вопрос больше походил на мышиный писк.
- Ты, моя дорогая Верданди, завершенная, идеальная. Ты и твой несносный божок, который столько времени играл со мной в прятки. Вы мой заветный ключ к силе оракула, силе, которая единственная сможет спасти наш орден. Разве ты сама не этого желала? Разве не этого желает сам наш создатель Безликий?
- Нет. Нет! Это неправильно!
- Ой, ну прекрати эту истерику. Будь смелой, у тебя же раньше получалось, ну? Твою жертву, твой подвиг восславят потомки в веках! Если бы Безликий не явился, если бы не устроил все это представление на Совете, а ты прочитала мою речь, то я, быть может, отпустил бы тебя и перестал надеяться.
- Ой, ну прекрати эту истерику. Будь смелой, у тебя же раньше получалось, ну? Твою жертву, твой подвиг восславят потомки в веках! Если бы Безликий не явился, если бы не устроил все это представление на Совете, а ты прочитала мою речь, то я, быть может, отпустил бы тебя и перестал надеяться.
- Правда?
- Нет. Я знал, что он придет. Иногда он перехватывал контроль над твоим телом, а ты даже не замечала этого.
О, боги! Он просчитал каждый наш шаг! Все, что он делал было лишь с одной целью - выманить Безликого. Осознание пришло слишком запоздало…
- Позови его!
- Нет, никогда! Он не станет плясать под вашу дудку и уничтожать единоверцев!