- Лайсве! – возглас Микаша и Безликого слился воедино, когда последние силы оставили меня, окунули в черный омут беспамятства.
========== Эпилог ==========
Снова Гэвин корпел над столом за очередной стопкой бумаг. Все дела уже давно были исправлены, и только один последний белый лист никак не хотел заполняться словами. А в окна уж брезжил свет восходящего солнца, косые лучи пронзали клочья тумана радужными бликами. Взывали к веселью, которое было не к лицу ни Гэвину, ни самом этому серому и мрачному городу.
А время неумолимо полнило свой бег. Особняк оживал, слышался скрип дверей, шаги в коридоре, робкие перешептывания слуг. Вот-вот уже и за Гэвином придут, и от прошлой жизни не останется и следа.
- Отец, почему?! – раздался с порога требовательный голос.
Дэвид все еще ходил, как тень, хотя сейчас упрямо сжимая кулаки выглядел гораздо более живым, чем в день возвращения Гэвина.
***
Морское путешествие к родному острову немного остудило горечь потерь и разочарований. Соленый воздух щекотал ноздри, холодный ветер путался в волосах и чайки кричали так пронзительно, будто тоже оплакивали жестокую к его многострадальному роду судьбу. Выступали из тумана скалистые складки родного берега, оборонительно ощетинившиеся разлапистыми елями. Маяк выдающимся в воду мысу горел призывно и зловеще одновременно. И сердце сжимала тоска по этой древней земле легенд и загадок, по миру великих героев и их подвигов, который так скоро уйдет в забвение под натиском нового времени. Времени обычных людей и их серой повседневной суеты, наполненной лишь личной выгодой.
Нет, похоронить свои кости Гэвин хотел именно здесь, на родине, а не на большой земле, спасая то, что никому уже не нужно.
Дорога от портового Дубриса до столичного Ловонида заняла целый день, несмотря на то, что Гэвин нахлестывал коня изо всех сил под накрапывающим дождем. Впрочем, лило здесь большую часть года, теплыми ли летними каплями или ледяными, смешанными со снегом хлопьями.
Столица встретила черными цветами. Нет, траур тут был не по сыну Гэвина, а по безвременно ушедшему королю, старому другу, побратиму. Война не знает границ, море для нее не преграда. Слухи донесли: какой-то единоверец из толпы выстрелил арбалетным болтом прямо в незащищенное горло. Спасти не удалось. Перед смертью король хрипел и звал лучшего друга, которого как всегда не было рядом. Нельзя быть со всеми одновременно – дурацкая черта, передававшая по наследству вместе с даром.
До своего особняка на дворцовой площади добирался уже в сгущающихся туманом сумерках. Безлюдные, обманчиво тихие улицы. Впрочем, нападать лихой народ не решался, чуя перед собой более сильного хищника, к тому же, явно не в настроении играть в милосердие.
Дома его явно не ждали. Прислуга вела себя нервно, отводили глаза, жалели, и это бесило настолько, что дрожали руки.
- Брана уже похоронили. Если бы мы знали, что вы так быстро обернетесь… - неловко оправдывался управляющий, которого Гэвин оставлял тут за главного на время своего отсутствия. – Милорда Регана тоже похоронили. Сегодня на рассвете была церемония.
Везде опоздал… Впрочем, думать надо о живых, мертвым – уже не помочь.
- Хорошо. Отправьте канцлеру послание, что я вернулся и согласен взять на себя регентство и опеку над юным мессиром Лесли, как того хотел Реган. К ордену я больше не принадлежу, - управляющий удивленно уставился на него и сдавленно выдохнул.
Гэвин не мог отказать лучшему другу в последней просьбе – защитить его наследника и королевство, пока тот не войдет в силу, чтобы справляться с властью самому. Узы побратимства священны, крепче них разве что узы крови. А орден с Безликим на пару пускай катятся к демонам!
- Где Дэвид?
Управляющий неловко потупил взгляд:
- У кровати мастера Брана. Он сидит там с тех пор… с тех пор, как тот умер. Бран заколол себя у него на глазах. Мы звали мастера Дэвида, пытались увести или хотя бы накормить – он ни на что не реагирует. Целители говорят, у него шок и разводят руками. Никакие зелья ему не помогают.
Гэвин махнул рукой, чтобы управляющий прекратил поток объяснений. Не говоря больше ни слова, зашагал к комнате Брана на втором этаже.
Воспоминания нахлынули некстати, как он в последний раз видел сына в этой проклятой комнате, на этой проклятой кровати. Бран лежал бледный и потный, с отрубленными по колено ногами, заливался слезами и беспрестанно просил прощения:
- Прости-прости меня, папочка, я подвел! Я не справился! Я виноват!
И так гадко становилось на душе от этих слов, так муторно, что хотелось бежать прочь без оглядки.
Это не ты должен просить прощения, не ты виноват! Это я тебя подвел!
Заставил отправиться на это дичайшее испытание, хотя в глубине души прекрасно знал, что Бран «не тянет». Семейная гордость – демоны ее подери вместе с Безликим! Потому и сбежал, как распоследний трус – Совет был лишь поводом.
Гэвин отворил дверь, не заботясь о громком скрипе.
- Дэвид?
Он неподвижно сидел на стуле у кровати. Темно. Гэвин подошел к нему с запаленной свечой и поставил ее рядом на тумбу.
- Дэвид?
Он никак не реагировал. Держал спину неестественно прямо. Смотрел в одну точку на кровати. Бледный, как сама смерть, под глазами круги, и без того острые скулы будто выпирают из впалых щек. Бескровные губы плотно сжаты. Как прозрачная тень, умирающая от безжалостного полуденного солнца.
Немой укор нерадивому отцу.
Гэвин встал перед сыном, закрыв собой кровать. Заглянул в пустые, тусклые глаза.
- Дэвид, ты меня слышишь?
Только неподвижное молчание в ответ. В отличие от старшего «солнечного» Брана, унаследовавшего покладистый и открытый материнский нрав, Дэвид характером пошел в проклятую породу Комри. Упрямый и замкнутый, после смерти матери он отдалился от Гэвина стеной мрачного молчания, был близок только с Браном, который всегда старался примирить или хотя бы смягчить их. И вот теперь… Брана больше нет.
- Дэвид!
Да как он может?! Он что, издевается?! От ярости стало трудно дышать. Гэвин схватил сына за плечи и хорошенько встряхнул.
- Ну хватит уже! Всем больно, мы все его любили, мы все не смогли его спасти. Но сидя здесь в ступоре, наказывая меня и всех окружающих молчанием, ты ничего не исправишь. Нужно думать о живых и жить дальше!
Сказал, и вроде самому полегчало. Будто не его уговаривал, а себя.
Близилась полночь, неровно мерцала догорающая на столе свеча, дрожали тени. Дэвид медленно перевел на него прояснившийся взгляд. Тонкие губы дрожали, словно он хотел и не мог что-то сказать. Гэвин наклонил к нему ухо.
- Он попросил… - язык ворочался вяло с непривычки, некоторые слова тонули в тяжелых вздохах, - принести родовой кинжал. Твой подарок… я не знал. Он заколол себя. Я…
И вдруг закричал так истошно, что Гэвин едва не оглох.
- Я убил его! Убил! Убил!
Орал, пока не осип. И голова бессильно склонилась на грудь. Гэвин прижал его к себе.
- Ты не убивал. Бран выбрал сам, боль оказалась большей, чем он смог вынести, - успокаивал и гладил по волосам.
Надо же, впервые в жизни они были настолько близки.
- Где бы он сейчас ни был, ему бы не хотелось, чтобы мы винили себя в его смерти. В память о нем нам обоим нужно жить дальше.
Дэвид обмяк, совершенно опустошенный и обессиливший. Гэвин легко, как пушинку, поднял его на руки и перенес в другую спальню с уже расстеленной постелью. Подоткнул одеяло, подложил под отощавшие ноги грелку и поцеловал в висок. Единственный оставшийся дар. Неужели и его заберут безжалостные боги?
Дэвид быстро уснул, свернувшись калачиком и подложил ладонь под щеку. Гэвин оставил его, но перед сном запер проклятую комнату Брана на ключ. Мертвое – мертвым.
Последующие несколько дней прошли в беспрестанных хлопотах. Спать приходилось всего по нескольку часов. Да и когда он вообще позволял себе спать больше? Нужно было утрясти все формальности дома до официального вступления на пост регента, подготовить все к отъезду сына в Озерный край, войти в курс дел в королевстве, хоть немного вникнуть в политику, которую он так всю жизнь презирал. Собраться с силами и жить дальше. Пока она еще теплится в бренном теле, эта жизнь.