Жерард вскинул брови. Разбитного вида норикийка в слишком откровенном вульгарном платье вальяжно закинула ногу за ногу и игриво подмигнула:
— Приятно познакомиться, мастер Жерард.
Рамиро склонился и поцеловал ее подставленную ладонь.
Если и можно было найти кого-то менее похожего на ту хрупкую изможденную северянку, которая так и льнула к Жерарду, когда он доставал ее во сне из фонтана, так это вот эта пышнотелая брюнетка.
— Поговорим, — Жерард ухватил Римаро под локоть и поволок за собой в кабинет.
Не стоило ругаться при всех.
— Какого демона ты самоуправствуешь? — стараясь сдерживать голос, потребовал Жерард, когда затворил за ними дверь. Огляделся, и от самообладания не осталось и следа: — Ты что переставил мебель в моем кабинете?! И где, скажи на милость, моя картина?
Стол был передвинут к дальней стене от окна, шкаф с книгами соседствовал с дверью, стулья стояли по углам. А место горячо любимого сурового пейзажа сальванийской пустыни Балез Рухез занимала аляповатая мазня, которую лишенная всякого художественного вкуса молодежь называла «пасторалью».
Рамиро вырвался и принялся потирать передавленную руку:
— Освежил интерьер — только удобней сделал. А картину эту жуткую выкинул на помойку. От нее только мурашки по коже.
Жерард стиснул зубы, борясь с желанием треснуть ему по голове чем-нибудь тяжелым. Не имеет значения. Вдох-выдох.
— Ладно, — примирительно сказал он. — С остальным что? Я же сказал, нужна северянка телепатка, желательно с уникальным даром: забвение или внушение — что-то в этом роде. А девка твоя левитаторша очень слабого уровня, — такие вещи Жерард научился подмечать по ауре с первого взгляда.
— Ну Норикия-то точно северней. Телепатка или левиторша — какая разница? Все одно способности к стихии ветра относятся. А у этих людей связи и способности в другом, не менее важном. И очень острая нужда. Отчего же не помочь хорошим людям, раз они так просят? — оправдывался Рамиро как-то нелепо и даже смешно. Зная о его пристрастиях, Жерард легко догадался, какие там связи и способности. Да и внешний вид не оставлял никаких сомнений в том, какая именно там нужда. Но у них тут не пансион для исправления загубленной репутации и уж тем более не дом терпимости.
— Извини, что напоминая, но нам надо дело делать, а не благотворительностью заниматься. Один неправильный элемент в схеме — и ничего не будет работать. Годы трудов уйдут в пустую, — попытался увещевать его Жерард и призвать к порядку, но наглый молодчик лишь расхохотался ему в лицо.
— Простите, но я уже не могу, — неискренне извинился он, как плетью хлестнул. — Вам и вправду стоило дома переждать эти дни и не работать так усердно. Глядишь, и не были бы таким посмешищем. Рогоносец с чужим ребенком. И не понимаете как будто, этот проект — чисто воды уловка, чтобы деньги из Совета выкачивать. Никто не верит в богов, а тем более что человек, жалкий человек, сможет познать их и общаться как с себе подобными. Вы здесь нужны были лишь для красивой обертки, а теперь отойдите в сторонку и позвольте тем, кто действительно компетентен в житейских вопросах, довершить дело до конца. И быть может, получите свою выгоду. А если нет, что ж… посмотрим, что скажут в совете, когда узнают про ваши походы в «Кашатри Деи» и опиум.
Рука взметнулась будто по своей воле. Пальцы сжались вокруг цыплячьей шеи пучеглазого мерзавца.
— Ты что ж, подсидеть меня задумал? — прошипел Жерард сквозь зубы. — Смотри, зубы-то не обломай. Я не для того столько лет из самой клоаки сюда карабкался, чтобы уступить невежественному проходимцу вроде тебя. Этот проект не уловка и не моя фантазия. Вот увидите, все увидите — однажды он спасет наш орден.
Рамиро начал синеть и выпучивать глаза еще больше. Жерард отпустил, сожалея об этой вспышке. Нужно было держать себя в руках и улыбаться. Улыбаться, пока не сдохнет. Он покинул свой, нет, уже чужой, кабинет и плотнее запахнулся в мантию. Никто не одарил его даже взглядом на прощанье — пустое место, один старый Бержедон на мгновение поднял глаза, а потом снова будто бы задремал.
На улице Жерард полез в подворотню и принялся копаться в мусоре. Становилось все темнее, дождь собирался в огромные капли и неспешно ронял их за шиворот. Ну надо же, в помойке роется, никогда бы не подумал, что падет так низко. Картина обнаружилась, но треснул подрамник, порвался холст, а краски под дождем принялись растекаться. Восстановлению не подлежит. От досады Жерард отшвырнул картину к стене, и хрустнул подрамник.
Он махнул рукой и зашагал прочь, кутаясь в стремительно промокающую мантию все плотнее. Хлынуло как из ведра. Вода низвергалась с неба огромными потоками, а Жерард все брел по пустынным улицам, месил грязь и нечистоты сапогами. Сам не знал куда и что делать. Надо бы приструнить оборзевшего сосунка, желательно чтобы с должности сняли и услали куда подальше. И еще с Бонгом, хозяином «Кашатри Деи», условиться о том, как от обвинений отбрехиваться будут. Один ум хорошо, два — лучше, к тому же Бонг на этом уже собаку съел. Чай, знает способ, как телепатический допрос обойти. Но… все как-то… вдруг стало безразличным и пустым. Все равно не видать ему третьей Норны, а с ней и проекта. Может, стоит все бросить и уехать? Добровольцем на фронт Сальвани — будет раненым помогать. Хоть какой-то толк для павшей родины. Или и вовсе на край света, что там Бонг рассказывал о крыше мира? Вот туда, в мифическую Агарти, где по поверьям обитает сама старуха Умай.
Темнело. Сквозь тучи мутной пеленой опускались сумерки. Что-то мелькнуло на границе зрения. Жерард повернул голову. В углу улицы стоял Бонг, только он расхаживал в этих пестрых халатах из Поднебесной. Поманил, и скрылся за поворотом. Жерард поспешил следом. Никак не мог нагнать. Не думал, что в пухлом низкорослом кабатчике столько прыти. А вот и котяра, наглый рыжий котяра с белым пятном на всю морду. Сверкнули глаза сапфировым светом, как два фонаря. И Жерард побежал, как завороженный. Остановился только в парке, когда сердце уже грозило выскочить из груди, а горло опаляло тяжелое холодное дыхание. Кот замер возле скамейки под раскидистыми ветвями платанов. Сидевшая на ней девушка — Жерард по ауре определил, что из своих, с даром — укутанная в плащ по самый глаза протянула руку, чтобы погладить свисавшую мокрыми клочьями шерсть. И будто бы ворон, который неотступно следовал за Жерардом с тех самых пор, когда тот поймал его во сне, опустился на плечо и громко каркнул в самое ухо. «Протри глаза и смотри!»
Жерард направился к скамейке. Завидев его, кот дал деру. Девушка разочаровано вздохнула и села обратно. Жерард устроился на противоположном конце скамейки и исподтишка поглядывал на нее. «Что я делаю? Как какой-то душегуб жертву высматриваю». Дешевые сапожки сверху донизу были перемазаны в земле, а с плаща потоками стекала вода. И словно бы сквозь дождь Жерард видел странное голубоватое свечение, но только если скользишь взглядом, а когда присматриваешься — оно тут же пропадало, словно желало скрыть девушку от любопытных глаз.
— Почему вы грустите? — раздался мягкий мелодичный говор, совсем не похожий на резкую речь южан и норикийцев.
— Я грушу? — удивленно моргнул Жерард. Не ожидал, что она заговорит первой и все силился придумать первую реплику.
— Грустные люди гуляют под дождем, — она внимательно смотрела на него из-под высокого капюшона. И почему-то хотелось рассказать ей все, пожаловаться, поныть, расплакаться, будто чувствовал, что она не станет упрекать или смеяться. — Вид у вас грустный.
— Да… жена родила ребенка от другого и не хочет им заниматься. На работе проблемы. Начальство требует результаты и не понимает, что на это надо время. Наглый молодчик пытается меня подсидеть. Ничего не выходит так, как я планировал. Как будто весь мир встал на дыбы и пытается сбросить меня на землю и еще потоптаться копытами сверху, — вдруг выпалил он на одном дыхании. И сразу стало как-то… легче.
— Это от того, что вы никого не любите, — не смеясь и без укора, очень добродушно ответила она. — Как назвали ребенка?