Выяснить удалось, что выходов из ложбины на самом деле больше. Один из них скрывался между пригорками в узком овраге, следопыты рыли подземный ход с противоположной стороны на случай, если отступать придется тайно.
Из тварей здесь собрались не только гарпии, но и полчища ехидн, горгон, минотавров, гидр, ламий, василисков, горгулий и керберов. Встречались даже гиганты-кекропы, метатели валунов — вот от них урона было как от осадных башен. Хорошо хоть, колдовство их было почти безвредно, а мороки не сводили с ума, как у каких северных туатов. И ночных нападений больше не случалось.
В боях их все также ставили в дальний от основных схваток фланг, потому демонов замечать удавалось разве что издалека, едва различимыми всполохами аур. Микаш старался каждый день отлавливать хотя бы одному мелкому демону, чтобы парни могли тренироваться в бою. Гарпии, ехидны, горгоны, горгульи, даже одного кербера удалось притащить. Конечно, для этого порой приходилось нарушать прямой приказ и покидать позицию, чтобы оказаться поближе к месту яростных боев. Парни поначалу сильно трусили, заставлять, угрожать, кричать — Микаш терпеть этого не мог, ну не создан он для наставничества. Не его это работа. А Збидень вообще ничего не делал, только наблюдал да журил, что Микаш приказы нарушает и лезет, куда не следует. Уже хотелось плюнуть на все и высказаться. Почему он должен возиться с этими сосунками? То внушение заставлять добивать полудохлых демонов, то и вовсе направлять их руки собственными, как будто они барышни кисейные! Однажды утром Оле и Реут не явились на построение. Не нашли в лагере их вещей и лошадей. Сбежали… Кажется, грустил о них только Микаш, остальным и дела не было. Постепенно они обвыкались, заражались азартом битвы и жаждой крови. Больше всех старался Келман, будто доказать хотел, что сможет сражаться наравне со всеми, всегда первым лез, если предлагалось самим вызваться на бой. Приходилось его прикрывать. На ночевках он громко хвалился у костра, что уложил больше всех тварей. И постепенно словно сам себе верил, становился ловчее и уверенней, а в ударе чувствовалось гораздо больше силы. Микаш даже выделил его перед всеми, похвалил, когда Збидень собирал их для утреннего построения.
— Хорошо, если они готовы к бою и нет больше желающих сбежать к мамкам-нянькам, то сегодня мы будем биться на передовой, — заложив руки за спину, Збидень расхаживал вдоль строя. Парни как будто по команде тревожно вытаращились. Только Микаш оставался внутренне спокоен. Когда-то это должно было случиться. — Мы подменим выбившееся из сил звено.
Он принялся распределять задания. Микаш внимательно вслушивался, пытаясь представить в уме картинку и составить план действий.
— А ты, как победивший больше всего демонов, сразишься с минотавром, — Здибень широко улыбнулся стоявшему как всегда по левую руку от Микаша Келману.
Тот счастливо облизнулся в ответ и закивал.
— Минотавр?! — выдохнул Микаш прежде, чем Збидень успел перейти к нему. — Да вы что! Поставьте лучше меня, я готов.
— Нет, ты пойдешь против гарпий вместе с Дидье и Кашталем. Ты же именно по ним мастер, — бескомпромиссно отмахнулся Збидень.
Микаш приподнял одну бровь. Что значит это показное презрение?!
— Они обойдутся и без меня. А на минотавра надо вдвоем, а то и втроем идти. Один даже самый лучший не справится, — не сдавался Микаш.
— Маршал Комри просил напомнить: приказы командиров не обсуждают, их выполняют без лишних слов, — не повышая голоса, укорил его Збидень. — Еще слово, и пойдешь домой.
— Да! Не надо у меня славу отбирать, — глупо хорохорился Келман. — У тебя уже есть трофей — коса пересмешницы. А у меня будет голова минотавра. И не стоит так открыто завидовать.
Микаш промолчал. Лучше бы и до этого молчал. Молчание — золото. Все сделает сам, как и раньше. Справится или сдохнет — уж без разницы. Он нашел среди вещей мешок с ядом и отнес его Келману.
— Минотавры перед нападением всегда ревут. Широко разевают пасть и… Ты должен закинуть туда это. Одна попытка — больше не будет. Потом отстреливайся. Не вступай в рукопашную, пока он не ослабеет, а лучше и вовсе дождись меня. Управлюсь с гарпиями — и тотчас к тебе, — подбирал доходчивые слова Микаш, пока Келман смотрел на него сверху вниз с седла своего кашлатого, грязно-серого мерина.
— Да хватит тебе уже кудахтать, как старая мамаша, — беспечно отмахнулся Келман и погнал коня в начало строя.
Микаш взобрался на Беркута и поспешил следом. У линии фронта все разговоры стихли. Напряжение стало густым и вязким, почти осязаемым в сыром, промозглом воздухе. Лошади хрипели, грызли удила, перебирали ногами с непривычки. И люди также жались к их гривам, побаиваясь первого боя. Серые утренние сумерки рассеивались, в прореху между облаками заглянул алый глаз солнца. Запели боевые горны, закричали командиры, загрохотали по мерзлой земле кованные копыта. Реяли пестрые знамена ветру, плотным строем, нога в ногу неслись лошади, в такт стучали сердца. А впереди круговертью всполохов от разноцветных аур надвигалась орда демонов. У них тоже был свой строй, свой порядок и свои цели.
Микаш закрыл глаза, полностью доверившись жеребцу. Выискивал там в вышине, за облаками. Достал из колчана стрелу и наложил на титеву. Прицелился и ждал. Когда запоют боевые горны во второй раз, предвещая начало атаки. Микаш открыл глаза. Уже близко. У передних с сотню шагов до линии столкновения. Он снова зажмурился и принялся считать про себя, не отрывая внутреннего взора от целей в небе. Пятьдесят, двадцать, десять, три, два… Первая стрела пронзила облака одновременно с трубным гласом горнов повсюду. Микаш уже накладывал на тетиву вторую. Быстрее! Быстрее! Он должен разобраться с гарпиями до появления минотавра.
Микаш не смотрел, что Дидье с Кашталем замерли в растерянности. Не смотрел, как Стражи сшибались с черной лавиной демонов на линии фронта. Лишь краем глаза наблюдал за Келманом. Он тоже замер, под защитой передних, закованных в железо рядов рыцарей, об которые, словно об утесы, разбивались черный волны. Ждал своего противника, не бросался в схватку, молодец.
Микаш продолжал стрелять. Каждая стрела находила свою цель, он знал. Одна туша упала на землю, вторая. Дидье спешился и принялся добивать. Кашталь так и сидел истуканом. Третья, четвертая гарпия. Надо быстрее. В самое сердце, чтобы с одного выстрела. На выдохе. Они падали, как снег, грязными серыми хлопьями. Но меньше не становилось. Сгущались тучи. Он вихрем метался по полю, Беркут словно мысли его читал — безо всяких команд занимал нужную позицию, то несся, то замирал, позволяя сделать верный выстрел. Кашталь тоже спешился, видно поняв, что на земле он нужнее. Гарпии снижались качающейся тучей, хлопали мощные крылья.
И Микаш уже чувствовал, затылком ощущал приближение другой, гораздо более мощной ауры. Он отстреливался до последнего, колчан стремительно пустел, и гарпии были уже на расстоянии вытянутой руки. Беркут взвился на дыбы и отбросил одну из подлетевших слишком близко тварей. Микаш теперь отбивался длинным кистенем. Твари окружали со всех сторон, стало темно, как ночью. Но сквозь кожистые крылья, как сквозь слепоту, он видел приближение яростно-бордовой ауры и испуганные сверкания маленькой коричневой ауры звероуста. Быстрее, быстрее, быстрее! Микаш повергал тварей на землю, даже не особо разбираясь, сколько их. Лишь бы пробить брешь, лишь бы успеть. Сквозь хлопки крыльев донесся трубный бычий рев. За последним взмахом крыльев гарпии мелькнула прореха. За мгновение, пока она была свободна, Микаш успел разглядеть, как Келман швыряет мешок с ядом в распахнутую пасть чудища ростом в сажень. «Молодец! Отстреливайся! Не подходи близко! Жди!» — мысленно обращался к товарищу Микаш, скидывая с плеч очередную гарпию. Бился из последних сил. И Келман, хвала богам, не лез на рожон — его слабенькая аура не сближалась с яростно-бордовой, посверкивающей вспышками боли от арбалетных болтов. Минотавр ревел, гарпии с шипением кидались со всех сторон. Но вроде меньше, вроде легче, и вот он Келман с минотавром как на ладони. Здоров, гад! Плечистый, весь покрытый густой рыжей шерстью, на руках когти размером с ножи. Голова бычья, с поставленными вперед внушительными рогами. Из ноздрей пар, словно огнем дышит.